Вторая «линия фронта» – биржа. Правительство отказывало ей в финансовой поддержке, потому что считалось, что оно не должно помогать биржевым игрокам. Если бы Нью-Йоркская биржа закрылась, разорились бы тысячи игроков, и бизнес в стране был бы парализован. Закрылась питтсбургская биржа (в то время в США действовали десятки бирж). Перепуганные магнаты вновь собрались у Уотермана. В самый острый момент кризиса стало известно, что Уотерман дает ссуду в 25 млн долларов под 10%. По версии Синклера, Уотерман-Морган зарабатывает политические дивиденды, распоряжаясь чужими деньгами: он направил на биржу не свои деньги, а взятые из банков, которым в свою очередь беспроцентную ссуду дало правительство. Это, безусловно, художественное преувеличение: большая часть денег, вложенным Морганом в стабилизацию, все же была его собственными и деньгами партнеров в спасательной спецоперации.

***

Прочитав Синклера, задаешься вопросом, был ли крах действительно срежиссирован или случился спонтанно? Ответ я попыталась найти в обстоятельной истории дома Морганов американского журналиста Рона Черноу «Дом Морганов: американская банковская династия и рождение современных финансов»[49]. В нем нет ни одного подтверждения теории заговора. Наоборот, приводятся аргументы в пользу того, что крах независимых трастов был ожидаем.

К 1907 году трасты стали высокоспекулятивными. Они охотно кредитовали под залог ценных бумаг, а это рисковые кредиты. Трасты активно спекулировали акциями медных, нефтяных и железнодорожных компаний, цены на которые достигли слишком высоких уровней, и обвалились, когда кредиты под залог акций стали слишком дорогими. Knickerbocker Trust пытался загнать в угол[50] акции компании United Copper и имел много этих акций в портфеле. Когда же цена на бирже на акции United Copper упала, это вызвало тревогу у 18 тыс. вкладчиков траста. На следующий после падения день они попытались снять деньги со счетов. Так что дело вовсе не во вдовах и сиротах, которые сеяли панику необдуманно. Их действия были как раз рациональными. Если даже Knickerbocker Trust и подталкивали, это, очевидно, был колосс на глиняных ногах, которому для падения было достаточно было лишь небольшого толчка.

Есть и логичное объяснение того, почему сначала кризис перекинулся с биржи на банки, а потом с банков снова на биржу. Независимые трасты, кредитовавшие инвесторов под залог акций, вынуждены были закрывать кредиты, так как сами нуждались в деньгах. Процентная ставка по таким кредитам подскочила до 150%. В такой ситуации инвесторы вынуждены были продавать акции. Более чем убедительная объективна причина для биржевой паники.

По мнению Черноу, кризис 1907 года опровергает известное выражение, бытующее на Уолл-стрит: если кризис ожидаем, то он не случится. Кризис 1907 года был ожидаемым кризисом, который случился.

Американский инженер Фредерик Уинслоу Тейлор в книге «Принципы научного менеджмента» (1911) предложил внедрить на американских заводах научную организацию труда: «в прошлом главным был человек, а в будущем главной должна стать система». По мнению Тейлора, рабочий не заинтересован работать максимально быстро, если он получает почасовую зарплату, – и из-за того, что он больше устанет, и из-за того, что сделает работу быстрее и получит меньше, и из солидарности с безработными собратьями. А он не имеет «права на лень», как выразился бы французский экономист и политический деятель Поль Лафарг (это право Лафарг отстаивал в одноименном памфлете 1880 года).

Знаменитый эксперимент Тейлора, работавшего независимым консультантом на сталелитейную компанию Bethlehem, состоялся в 1899 году и был связан с погрузкой 40-килограммовых чугунных чушек в вагоны. Дневная выработка составляла 12,5 тонны на человека. Тейлор сначала хронометрировал движения грузчиков и немного оптимизировал их, а затем замерил максимальную скорость погрузки на коротком интервале времени, экстраполировал ее на день – и получил «научно обоснованную норму» почти в четыре раза выше. За погрузку 47,5 тонны в день он предложил зарплату на 60% больше. По Тейлору, каждый человек должен быть на своем месте, в частности, грузчик должен быть «похож на быка» не только физически, но и умственно, ведь умного человека монотонная работа утомит. В «Принципах научного менеджмента» Тейлор описывает, как он манипулировал «умственно отсталым» рабочим, чтобы тот радовался выгодности новых условий.

От эксперимента Тейлора – прямой путь к рекордам советского героя Алексея Стаханова, который в 1935 году выдал на-гора из забоя в 14,5 раза больше угля, чем предписывалось по норме. Его показатели были искусственно завышены. Лев Троцкий отмечал в своей книге «Преданная революция» (1936), что стахановское движение не сводилось к интенсификации труда, а вело «к удлинению рабочего дня: в так называемое „нерабочее“ время стахановцы приводят в порядок станки и инструменты, подбирают сырой материал, бригадиры инструктируют свои бригады и пр. От семичасового рабочего дня остается при этом нередко только имя».

Согласно Троцкому, рабочие встретили новшество с прямой враждебностью, излюбленным средством борьбы со стахановцами стали «аварии и поломки механизмов», рабочие обвинялись не только в саботаже, но и даже в убийствах стахановцев. 1937-й еще не наступил, так что не исключено, что обвинения имели под собой почву.

В США никакое стахановское движение не зародилось: пропаганда работала не столь эффективно, да и неэкономических методов принуждения, как в СССР, не существовало. Мэттью Стюарт в книге «Миф о менеджменте: Разоблачение современной философии бизнеса» (2009) развенчивает созданный Тейлором миф об успехе его эксперимента: после первого дня люди разбежались – вкалывать на износ за относительно небольшую надбавку никто не захотел.

А затем был конвейер Генри Форда. Его предшественником стал конвейер на знаменитых чикагских бойнях. Сам Форд в книге «Моя жизнь. Мои достижения» (1922) признается, что его первый конвейер «был похож на передвижные пути, которыми пользуются чикагские укладчики мяса при дроблении туш».

***

Эптон Синклер живописал этот конвейер в романе «Джунгли», опубликованном еще в 1906 году. На бойни ежедневно прибывало по железной дороге «около десяти тысяч голов крупного рогатого скота, столько же свиней и около пяти тысяч овец». По бесконечным пологим наружным мосткам бесчисленные ряды свиней «терпеливо взбирались» наверх шестиэтажного здания. Наверху животным давали остыть, а затем их впускали в помещение, «откуда для свиней нет возврата». «Здесь они проходили через все стадии обработки, необходимой для превращения их в свинину, спускаясь вниз под действием собственного веса».