за нами, даже встреча — это многое, что нужно принять. Я понимаю это, правда. И мне нужно дать тебе время смириться с этим.

— Последние несколько дней были потрясающими, но сегодня я понял, что увлек тебя в этой жизни, и то, что я нашел тебя этим вечером, было просто доказательством этого.

— Всю мою жизнь меня считали милым, и я всегда возмущался этим. Но за последние несколько месяцев я избавился от этого образа и обнаружил, что возненавидел его еще больше. Я хочу снова быть тем хорошим человеком. Я хочу быть милым, и я хочу быть достойным тебя.

— Ты такой, Тоби. Ты такой милый и заботливый. Ты понятия не имеешь, как сильно ты помог мне преодолеть все это до тебя— Я сжимаю губы, останавливаясь от того, чтобы рассказать о том, что произошло той ночью в ванной Тоби.

— И я хочу снова стать тем человеком, и лучший способ, который я могу придумать для этого, — дать тебе время. Как только все это уляжется и у тебя будет время все обдумать, если ты захочешь вернуться ко мне, я буду ждать с распростертыми объятиями. И если ты решишь, что всего этого слишком много, что ты не можешь простить меня, простить Стеллу, тогда я уйду и позволю тебе жить дальше.

Отвратительный всхлип вырывается из моего горла.

— Я этого не хочу, — возражаю я. — Я хочу этого, я делаю.

— Тогда у нас это будет, детка. Просто не торопись. Оплакивай свои потери, делай все, что тебе нужно, чтобы я знал, что ты принимаешь правильное решение.

Не в силах спорить с его точкой зрения, я тяжело вздыхаю.

— Ты… — Я замолкаю, не в силах подобрать подходящее слово, чтобы описать все, что он собой представляет. — Все.

Он качает головой. — Я не такой, детка. Я сейчас так далек от этого, что это смешно. Но я хочу быть. Я хочу быть для тебя всем.

Я киваю, непривлекательно шмыгая носом.

Его взгляд отрывается от моего, зацепляясь за что-то за моим плечом.

— Ты должен идти. Твоя мама ждет тебя.

Мое сердце болезненно сжимается при мысли о том, чтобы уйти от него, но прежде чем я успеваю что-либо сказать, он, кажется, читает мои мысли.

— Между нами еще не все кончено, Джоди. Нет, если ты не хочешь, чтобы мы это сделали. Я на том конце провода. Я здесь для всего, что тебе нужно. Но я отказываюсь втягивать тебя в свою жизнь, в эти отношения, пока у тебя не будет времени действительно со всем смириться.

— Я ненавижу это, — признаюсь я. — Но я также понимаю это. Сегодняшний день был тяжелым.

— Я знаю, детка, — говорит он, обхватывая мою щеку и вытирая слезы большим пальцем. — Но все наладится, я обещаю.

— Спасибо, — шепчу я, и он хмурится, не понимая, зачем мне нужно было говорить эти слова. — Спасибо, что был честен со мной в эти выходные, за то, что рассказал все уродливые и болезненные моменты своей жизни.

— Есть еще кое-что, — признается он.

— О?

Его глаза на мгновение закрываются, давая мне понять, что, что бы ни случилось дальше, будет больно, и я пытаюсь подготовиться к удару.

— Мой шрам, — шепчет он. — Тот, что у меня на груди, — уточняет он.

Я помню, как он избегал этой темы, когда я пыталась поговорить об этом до того, как узнала правду о его жизни. Теперь я знаю, кто он такой, у меня есть целый ряд новых идей о том, как его кожа была повреждена таким образом.

— В тебя стреляли, не так ли?

Он кивает. — Однажды ночью в прошлом году мы с Себом оба получили пулю, пытаясь защитить Стеллу.

— Черт, — шиплю я, весь воздух вырывается из моих легких, когда я читаю между строк. — Это был Джо, — заявляю я, протягивая руку и прижимая ладонь к шраму высоко на его груди.

— Да.

— Он мог убить тебя. Он мог убить вас всех.

— Он мог бы. Но он этого не сделал.

Нет. Он был тем, кто в конечном итоге погиб.

— Что ты собираешься делать с Джонасом? — Спрашиваю я, вспоминая, что он сказал о том, чтобы ничего не предпринимать, пока я не решу, хочу ли я его видеть или нет.

— Мое предложение все еще в силе. Он останется жив, пока ты не примешь решение. Поговори об этом со своей мамой. Если она хочет с ним увидеться, я могу устроить и это.

— Я поговорю, — обещаю я.

— Иди в дом и согрейся, детка. Я напишу тебе, когда вернусь домой.

— Да? — Спрашиваю я, чувствуя себя немного лучше всего после этих нескольких слов.

— Да. Я никуда не уйду, если ты этого не хочешь.

— Ты невероятный, Тоби.

Он качает головой, но не спорит.

— Я не заслуживаю тебя, но, если ты позволишь мне, я проведу остаток своей жизни, пытаясь быть достойным.

Мои губы приоткрываются, чтобы ответить, но он опережает меня.

— Иди. И если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где я.

Его глаза удерживают мои, и это разбивает мне сердце, что он внезапно чувствует себя неуверенно рядом со мной.

Протягивая руку, я обвиваю рукой его затылок и притягиваю его губы к своим.

Наш поцелуй полон боли и тоски, но, к счастью, я не чувствую вкуса прощания на его губах, и, клянусь Богом, он тоже не может на моих, потому что это не конец, это просто… мы нажали на паузу, чтобы поступить правильно.

— Я скоро с тобой поговорю, хорошо?

— Я буду ждать, детка. Иди и делай свое дело.

Он улыбается мне, хотя мы и не встречаемся взглядами, прежде чем я нахожу в себе силы где-то глубоко внутри толкнуть дверь и выбраться наружу.

Я открываю дверь, замечая тень, движущуюся по коридору через щель, но не переступаю порога, пока не заставляю себя смотреть, как Тоби уезжает. И когда я, спотыкаясь, захожу внутрь, я падаю прямо в объятия ожидающей меня женщины.

— Тсс, детка. Все будет хорошо.

22

ТОБИ

Последние полторы недели были адом. Настоящий гребаный ад. Но я остаюсь при своем решении отвезти Джоди к ее маме в прошлый понедельник вечером. И как бы то ни было, даже если бы я этого не сделал, не похоже, что мы действительно провели бы какое-то время вместе. Если я не был в школе, то я работал. На этой неделе мы провели в Ловелле больше времени, чем когда-либо, и, честно говоря, мне чертовски надоело тратить там свое время. Ничего не происходит, несмотря на угрозы со стороны оппозиции. Пока что они, кажется, только и делают, что болтают, и это действует мне на последние гребаные нервы.

По крайней мере, мне пришлось поработать в ночь Святого Валентина. Это несколько отвлекло меня от того факта, что я