как историк оценил решительность молодого француза. Имея в предках участников Крестовых походов, совсем не просто расстаться со своей родословной!

В 1789 году, после начала Великой французской революции, знаменитый политик маркиз де Мирабó с горьким сарказмом комментировал отмену дворянских титулов: «Завтра вся Франция будет гадать, что за птица такая – Рикети́». Это была его фамилия, которой никто не знал: титулованное дворянство пользовалось лишь второй фамилией, указывавшей на земельные владения. А потомок графского рода Филипп де Бриссар по собственной воле взял фамилию Шарлемань – звучную, но и только.

В 1945 году генерал де Отклок принял командование французскими колониальными войсками в Индокитае, и Филипп Шарлемань последовал за ним. Участвовал в войне с японцами на территории Вьетнама. Когда его корпус попал в окружение, оказался в числе счастливчиков, сумевших с кровопролитными боями прорваться на китайскую границу. Покинул страну в 1946 году – после отставки де Отклока, провозглашения Демократической Республики Вьетнам и начала совместных боевых действий вьетнамских и кхмерских партизан против французов.

Шарлемань-старший был близко знаком с американцами благодаря родству с легендарным генералом и совместному десанту в Нормандии. О его сотрудничестве с армейской разведкой и только что созданным ЦРУ Мунин читал наискосок: эта информация скорее предназначалась Одинцову. Но историк сделал охотничью стойку, когда увидел новую фамилию медика и биолога в описании событий, случившихся через несколько лет на юге Франции.

16 августа 1951 года в больницу городка Пон-Сент-Эспри начали обращаться местные жители. Все они жаловались на кошмарные видения: одним казалось, что на них нападают чудовища и драконы, другие чувствовали, что горят в огне. Помимо панических атак, медики наблюдали у заболевших схожие симптомы: изжогу, озноб и судороги.

Болезнь стремительно прогрессировала и в разной степени охватила до трети горожан. Она коснулась даже детей – был случай, когда 11-летний тихоня едва не задушил свою бабушку. Взрослые мужчины и женщины выбрасывались из окон и совершали самоубийства другими способами, а в приступах неконтролируемой агрессии наносили себе и окружающим тяжкие увечья.

Эта картина живо напомнила Мунину историю болезни жертв препарата Cynops Rex, о которых рассказывал Дефорж, и Клары с её родителями. Правда, в середине прошлого века ни о каких инъекциях для элитных пациентов речи не шло. Жертвами стали самые обыкновенные жители разных возрастов из провинциального городка, расположенного в полутора сотнях километров от Марселя. Часть пострадавших со временем сами вернулись к обычной жизни. Тяжелобольных пришлось долго лечить в психиатрических клиниках.

Медики предположили, что причиной трагедии стало массовое отравление алкалоидами спорыньи – грибка-паразита, который заражает рожь и пшеницу. Однако последний такой случай во Франции был зарегистрирован в 1816 году. Пробы, взятые в единственной пекарне Пон-Сент-Эспри, не выявили нарушений. Также не подтвердилась версия об отравлении ртутью с похожими симптомами. Истинные причины болезни остались невыясненными, хотя ответственность за неё возложили на владельца пекарни.

Результаты экспертизы вызвали сомнения у независимых специалистов по двум основным причинам. Первая: в пробах из пекарни не были обнаружены следы ртути, хотя в то время именно ртутью дезинфицировали зерно. И вторая: исследования проводила фармацевтическая компания Sandoz, которую подозревали в сотрудничестве с ЦРУ.

Мунин усмехнулся, подумав, что не только в современной России, но и во Франции середины ХХ века хватало желающих списать свои проблемы на коварство ЦРУ и козни Госдепа. Правда, дым без огня случается редко, а жителям Пон-Сент-Эспри в самом деле было не до смеха.

В начале 1950-х годов американские разведчики проводили в Европе секретные опыты над людьми. В рамках программы MK-ULTRA они изучали свойства ЛСД и других психотропных веществ для манипуляций человеческим сознанием, в первую очередь, при допросах и вербовке.

Действие ЛСД не вызывает симптомов, наблюдавшихся в Пон-Сент-Эспри. Однако военные биологи США параллельно разрабатывали и применяли в экспериментах самые разнообразные психотропные вещества, которые по отдельности или в комбинации вполне могли дать описанную картину. Распыление боевых аэрозолей над большой территорией с военного самолёта не представляло технической проблемы. Американцы отрабатывали этот способ на протяжении многих лет, в том числе, во время войн в Индокитае.

Дальше меморандум сообщал, что Шарлемань-старший оказался в щекотливом положении, поскольку одновременно сотрудничал и с ЦРУ, и с американскими военными на базе поблизости от Пон-Сент-Эспри. Более того, он был связан с компанией Sandoz, а незадолго до трагедии проезжал через городок в обществе неизвестного иностранца.

К тому времени о боевых заслугах Шарлеманя уже не вспоминали, а генерал де Отклок погиб в авиакатастрофе. Прикрыть родственника стало некому. Следователи проявляли к Шарлеманю повышенный интерес, и биолог принял самое разумное решение. Он снова надел погоны, записался во Французский иностранный легион и в статусе военного врача улетел в Индокитай.

– По местам боевой славы, значит! – Мунин оживлённо потирал руки, стремительно впитывая новую информацию. Всё же он специализировался на более давней истории Европы и России, а события новейшей истории Азии знал пусть и лучше, чем компаньоны, но для своего уровня – только в общих чертах.

Причин для оживления Мунину хватало. Крах колониальной системы – это переломный момент истории. Как раз на таких переломах происходит самое интересное. Франция пыталась удержать под контролем владения в Индокитае. На фоне геополитических событий Шарлемань переживал крутые повороты собственной судьбы. Смена фамилии в конце мировой войны выглядела сознательным выбором – и ярким знаком начала новой жизни.

История щедра на психологические этюды с неожиданными сюжетами. Мунин даже слегка отвлёкся от своей задачи, чтобы посмаковать приключения Шарлеманя. Сбежав из Франции, учёный рассчитывал вернуться в привычные края, в привычную армейскую обстановку, но попал в самое пекло – и в неожиданную компанию.

Прадедушка Клары был в Легионе далеко не единственным немцем. После войны эмигрировать в Парагвай или Аргентину смогли только высокопоставленные и состоятельные нацисты. Часть военных попроще нашла приют у генерала Франко в Испании. А тысячи немецких солдат и офицеров завербовались легионерами в Индокитай, так что Шарлеманю пришлось врачевать вчерашних врагов.

Мало того, в рядах Легиона оказались и русские сразу с обеих сторон фронта. По законам СССР, не было существенной разницы между теми, кто служил у немцев, и военнопленными из гитлеровских концлагерей: тех и других на родине ждала ссылка в Сибирь. Многие предпочли не отправляться за решётку, а стать псами войны. Французскому правительству срочно требовалось пушечное мясо, поэтому русских – в нарушение международных договоров – принимали в Легион под видом болгар, югославов, поляков, чехов… Мунин с большим удивлением читал, как два героических русских легионера – бывший лейтенант войск НКВД и бывший цугфюрер казачьей кавалерийской дивизии СС – плечом к плечу друг с другом и с немцами громили армию Вьетнама и погибли в Индокитайском Сталинграде.

Связь времён и событий завораживала. Мунин совсем недавно упоминал Сталинград