Светлана вышла из здания, и я сумела ее хорошенько рассмотреть. Напрасно она носила обтягивающее нехрупкую фигуру яркое платье, под которым угадывалось корректирующее белье. Бывает степень полноты, которую скорректировать уже невозможно, по себе знаю, а только замаскировать нарядами-балахонами. Света производила впечатление уверенной в себе деловой женщины, хорошо выглядевшей, но отчаянно молодящейся. Это только кажется, что подобные попытки незаметны, еще как видны и внушают жалость.

Света села в свой автомобиль, я велела таксисту следовать за ним и не упустить, «двойная плата, если не потеряете». Он упустил ее даже не на светофоре, а на ровной дороге, правда, забитой машинами как горная речка лососем, идущем на нерест.

– Ах, что б тебя! – выругалась я.

Таксист понял так, что мы перешли на «ты».

– Слюшай, пилаты ни нада, ище тысичу поверху. Дашь? У тебя кавартира есть гиде дашь?

Проняло-таки его, правоверного мусульманина, совместное пребывание с неверной порочной гурией в закрытом пространстве. Я не обиделась и не изображала оскорбленную невинность, как со Стасиком. Если вы провоцируете, одеваетесь как продажная женщина, то не следует ждать, что к вам станут относиться будто к монашке. Кроме того, мне не хотелось искать другое такси.

– Договорились, – сказала я. – Едем обратно в Сокольники. И без музыки!

Совсем без музыкального сопровождения не обошлось. Таксист напевал, мурлыкал, предвкушал, бедный.

Когда такси остановилось у моего дома, я сделала вид, что звоню по телефону. В отключенный аппарат сказала:

– Милый, я сейчас буду! – Протянула деньги водителю. – К сожалению, не получится, муж дома. Спасибо! Всего доброго! – И вышла из машины.

2

Вечером позвонил Женя. Сказал, что приехал раньше и если у меня появятся планы на ближайшие или не ближайшие дни… но если я занята… Он запутался и, кажется, слегка напугался собственной смелости. Я же отметила, что последние сутки тосковала без него значительно меньше. Лучшее средство от печали – чужие проблемы, которые вы нахально пытаетесь решить.

– Евгений Евгеньевич, у вас есть машина?

– Есть. Вас надо куда-то отвезти?

– Да, то есть не совсем. Скажите, а вы по своей первой специальности, то есть по второй, если вести отсчет от Бауманки… Словом, когда вы учились на разведчика, у вас не было спецкурса по наружному наблюдению? Я правильно называю, когда следят за объектом, висят… или сидят?.. на хвосте?

– В общем, правильно. Александра Петровна, разве я говорил, что учился в Бауманке?

– Иначе откуда бы я это взяла? Моя просьба, наверное, неуместна. Но понимаете! Таксисты совершенно не способны ни висеть, ни сидеть ни на хвосте, ни на аркане. Кроме того, они все ко мне клеятся, пристают.

«Все» прозвучало так, словно таксистов было не двое, а по меньшей мере дюжина.

– Хорошо. Куда и в котором часу мне завтра подъехать?

Утром, когда я вышла из дома, Женя уже ждал, стоял около автомобиля, черного, гладкого, не «Жигули», больше ничего сказать про машину не могу.

Увидав меня в шортах-трусах, в легкомысленной маечке, с прической «кудряшки перпендикулярно черепу», с подведенными глазами, накрашенную гуще обычного, Женя только и смог произнести:

– О!

– Доброе утро, Евгений Евгеньевич! Не пугайтесь! Это для дела. Маскарадный костюм.

– Я бы даже сказал, почти отсутствие костюма. Здравствуйте, Александра Петровна! Прошу! – Он распахнул дверцу автомобиля.

– Если бы отказались везти меня в таком виде, – говорила я, усаживаясь, закрывая ноги тонким палантином, который специально захватила, – то я бы не обиделась.

– Вы не хотите поделиться со мной планом операции? – спросил Женя.

– Секрета нет. Но мне бы не хотелось, чтобы вы думали обо мне как о человеке, который лезет, куда его не зовут, не в свое дело. Не просят помочь, а он проявляет излишний энтузиазм и пошлую инициативу, пускается в игры, когда люди переживают по-настоящему болезненные чувства. Всё это обо мне.

Замысловато покаявшись, я выдохлась, мне было стыдно за своей вид, я жалела, что ввязалась в эту авантюру, и думала о том, что еще не поздно остановиться. Разговор пришлось поддерживать Жене. Он говорил о том, что в детстве жил в этом районе, рассказывал, какими Сокольники были раньше, «до вашего, Александра Петровна, рождения». Я могла бы поправить неточности в его воспоминаниях, но, естественно, не стала этого делать.

В «Шуваловском» Свету мы ждали недолго, сопроводили ее машину до улицы Бутлерова. Когда Света вышла из автомобиля и отправилась в здание, я увидела, что одета она еще нелепее, чем вчера. Брюки-капри чуть ниже колен. Длинная блузка до середины бедра смотрелась бы уместно, но Светина блузка кончалась на талии и открывала миру внушительный, туго обтянутый зад.

Я предупредила Женю, что, возможно, здесь нам придется проторчать долго, несколько часов. Его такая перспектива не напугала. Он повернулся в кресле, уперся плечом в спинку сиденья, я тоже повернулась, прислонившись спиной в дверце. Если бы я заняла такое же положение, как Женя, мы бы говорили нос к носу. У меня были заготовлены десятки тем для обсуждения с ним, но все они куда-то улетучились, и речь зашла о человеческих страхах.

С точки нашего наблюдения была хорошо видна машина Светы на автомобильной стоянке. Рядом находился пешеходный переход. Я заметила, что недисциплинированные пешеходы – в основном старики и женщины с детьми в колясках. Люди среднего возраста, молодежь спокойно дожидались зеленого света у «зебры», а те, кому, казалось бы, надо быть втройне внимательными, пересекали проезжую часть как попало и где попало.

– Они считают, что автомобили – это разумные существа, способные усвоить призывы: «Уступайте места пожилым людям и женщинам с детьми»? – задала я риторический вопрос.

– Вероятно, – согласился Женя. – Мол, меня положено пропускать, извольте исполнять. Хотя автомобиль даже на небольшой скорости быстро затормозить не может. Вы заметили, что едва не случилось несколько столкновений?

– Не заметила. Все, что связано с автомобилями, для меня, простой деревенской девушки, тайна за семью печатями. Парадоксы человеческого сознания, психологии мне гораздо интереснее и ближе. Ведь это противоречие: получить что положено оказывается сильнее, чем страх потерять собственную жизнь или подвергнуть опасности детей. Хотя страхи – настоящие, которыми не спешат делиться, чаще всего индивидуальны, у каждого свои.

– Чего боитесь вы, Александра Петровна?

– Хитренький! Сначала сами скажите.

Женя задумался и ответил после паузы:

– Не могу похвастаться уникальностью своего страха. Я не боюсь инфаркта или нескольких. Но мне отвратительна мысль получить инсульт мозга, превратиться в овощ, за которым требуется многомесячный или даже многолетний уход. Так случилось с несколькими моими приятелями. Только один был настолько в уме, что сумел сознательно расстаться с жизнью. Еще один друг, умный, тонкий, интеллигентный в прошлом человек… У него правосторонний инсульт, то есть парализовало левые ногу и руку, состояние психики бредовое, шизоидное. Когда я навещал его в больнице, он никого не узнавал, гоготал, нес околесицу, здоровой рукой лез медсестрам под юбки. Игорь! Это был Игорь… Я точно знаю, что он согласился бы тысячу раз умереть самой мучительной смертью, но не превратиться в это… я даже не знаю, как это назвать.