В раскрытую книжечку меню я двумя пальчиками ткнула там и сям, как нажала на клавиши пианино, где попало:

– Это, это, еще вот это и это, и это. И-го-го!

Много лет назад мы с Данькой ехали на поезде, нашей попутчицей была девушка, которая жестикулировала точно глухонемая. У нее были красивые руки с длинными пальцами и очень длинными, покрашенными перламутровым лаком ногтями. Они, руки, вероятно, очень нравились ей самой, поэтому были постоянно в ходу. Сын потом смешно пародировал девушку, я смеялась и говорила, что воспитанные мальчики не насмехаются над взрослыми.

Теперь я вспоминала, какие жесты каким глаголам соответствуют. Со стороны это должно было выглядеть как мой монолог, но на самом деле было только набором слов. Колыхаться корпусом и поводить плечами я не забывала.

– Я думаю, – указательные пальцы к вискам, локти оттопырены. – Я чувствую, – пальцы веером, ладонь на ладонь, прижаты к груди. – Слышу, – указательные пальцы к ушам, остальные растопырены, напоминают петушиный гребень. – Умоляю, – руки лодочкой. – Он болтал, болтал, – щипковые движения, вроде «ам-ам». – Я испугалась, – закрыла лицо ладонями. Что же еще? Числительные. Это просто. – Два, – кокетливо поводить в воздухе пальцами в виде английской «V». – Шесть, – растопырить пятерню и приставить к ней мизинчик другой руки, – десять…

Мои любительские потуги не шли в сравнение с жестикуляций профессионала, той девушки. Она завораживала, гипнотизировала своими манипуляциями. Но и у меня все-таки что-то получилось, Витя следил за полетом моих перстов осоловело.

Увлекшись, я не заметила, как Света оказалась у нашего стола.

– Это что за лошадь? – грозно спросила Света.

– Сама корова! – быстро ответила я и пошла в наступление. – Дама, что вам надо? Вы пришли сюда со своим кавалером, я со своим. В чем проблемы? – Я слегка откинулась в сторону, Света загораживала паганца, я сделала вид, что рассматриваю его. – Где-то этого альфонса я видела. Вспомнила! На стенде «Разыскиваются» около полиции. Брачный аферист, специализируется на пожилых женщинах. На тех, – пояснила я Вите, – у кого в климаксе едет крыша на почве сексуальной неудовлетворенности.

Света задохнулась от возмущения и пошла пятнами.

– Витюся, – спросила я, морщась, – ты ее случайно не знаешь? – И ткнула в Свету указательным пальцем, искривив руку насколько позволял сустав.

– Понятия не имею.

От радости я чуть не подпрыгнула. Он вошел в роль, он улыбался счастливо и злорадно одновременно.

– Дама! – Я выполнила жест самый манерный и удачный из всего набора. Протянула руки вперед, тыльной стороной ладоней вниз, и презрительно ими помахала. Мол, уметайтесь!

К Свете вернулся голос.

– Где ты подцепил эту шлюху?! – рявкнула она.

Света употребила другое слово, бранное, которое я, по понятным причинам, не могу воспроизвести. На нас давно посматривали, а ругательство произвело эффект разорвавшейся петарды, и теперь равнодушных зрителей не осталось. К нам поспешно приблизился официант, попросил не скандалить. На него никто из действующих лиц не обратил внимания.

Витя улыбался все смелее и мстительнее:

– Извини, пупсик, но это моя жена. Я ее сразу не узнал.

– Твоя жена? – Я схватилась за голову. – Эта глыба жира и мяса?

– Ну ты, жоповёртка! – напустилась на меня Света.

Но я не дала ей продолжить, поводила в воздухе пальчиком:

– Не надо зависти! Сама задницу свою в три обхвата на всеобщее обозрение выставила, ею только автомобили тормозить, а мне пеняет! Витюся, скажи ей! – капризно потребовала я.

– Света, ты это… иди а? – промямлил Самохин.

– Я тебе пойду! – разорялась Света. – Я тебе так пойду, старый кобель, что глаза твои бесстыжие повывы… повывы… повывыкатываются! Марш домой!

Я пыталась показать жестами Вите: «Убери улыбку с лица!» – но он меня не понимал, а Света еще больше разошлась. От волнения у нее прорезался южный говор.

– Шо ты тут махаешь?! – кричала она на меня. – У себя дома махай, сучка подзаборная, хлиста (глиста) вонючая!

– Сама вонючая, – мне нельзя было спускать удары. Я сморщила нос: – Вы случайно духи с ароматизатором для туалета не перепутали?

– Витька! Я ее убью! Пошли домой по-хорошему! – орала пунцовая Света.

Я слегка напугалась: Света вполне могла наброситься на меня с кулаками. Официант взял Свету за локоть, пытаясь отвести, она сбросила его играючи. Витя наслаждался ситуацией и не выглядел человеком, готовым стать на защиту несчастной девушки. Бессовестный, он был готов пожертвовать своей спасительницей.

Примирительно сказал:

– Девочки, не надо ссориться!

Этакий жуир, из-за которого дамы бросаются в рукопашную.

Прибежал охранник и пытался вразумить Свету, требовал выйти из помещения. Она послала охранника так далеко и замысловато, что в одном конце зала рассмеялись, а в другом раздались возмущенные женские голоса.

Я сложила руки на груди, откинулась на спинку стула и наблюдала за супругами с олимпийским спокойствием, которое не очень вязалось с моими предыдущими эскападами. Витя блаженствовал. Света поливала меня грязью. Охранник безуспешно пытался ее утихомирить, грозил полицией.

Потом Света… Она в меня плюнула. Поскольку я ожидала нечто подобное, то успела увернуться. Хотелось показать ей язык и сказать: «Мимо!» Но я благоразумно промолчала.

Много лет назад Витя рассказывал мне про жену:

– Светочка замечательная, только иногда плюется.

– В каком смысле? – не поняла я.

– Натурально. Когда злится, может харкнуть в рожу.

– Высокие отношения, – только и смогла произнести я.

Света захватила мужа за шкирку, придушив воротом сорочки, и попыталась стащить его со стула. Витя поупирался немного и поддался. Света потащила супруга на выход, по дороге, не отпуская добычу, она притормозила у своего столика, сдернула со спинки стула сумку и продолжила путь на свободу. Я не заметила, чтобы она что-то сказала на прощание поганцу.

Света поносила мужа, а он канючил:

– Неудобно перед девушкой, ты сама первая…

Официант поставил передо мной несусветный набор блюд. Соленья, азиатские роллы, какой-то салат и тарелочку с четырьмя пирожными. Я шумно выдохнула: можно расслабиться и отобедать.

Не тут-то было. Спектакль не закончился. После короткого антракта началось второе действие.

За мой столик, на кресло, которое только что покинул Самохин, приземлился Светин хахаль, он же поганец:

– Ты чего про меня моросила? Типа аферист…

Я смогла хорошо рассмотреть объект Светиного увлечения и причину Витиной безвольной меланхолии. У поганца было лицо плута. Не милого плута как Фигаро в трех пьесах Бомарше или Тристана в «Собаке на сене» Лопе де Вега. Те были изобретательные, остроумные, энергичные ловкачи. А этот словно уже совершил кражу или только собирается что-то стырить. Он мелкий мошенник и мелкая душа, прячет страх, опасается быть раскрытым и нисколько не терзается аморальностью своих поступков. Сложно сказать, откуда возникало такое впечатление. Бегающие глаза, растянутые губы, то ли улыбаться собирается, то ли ухмылку прячет – все это на лицо, то есть на лице, но этого недостаточно, чтобы выносить суровый приговор. Скорее всего, комплекс мелких впечатлений, трудноуловимых и формулируемых, дают в совокупности неприятное заключение.