— Первые месяцы меня посещали такие мысли. По-разному бывало. Как в анекдоте про Штирлица, которого неудержимо рвало на родину. Но если серьезно, меня и правда пугало осознание, что я, возможно, больше никогда не увижу дом и близких. Мне все время снился Пятигорск, вот эти самые улицы. Иногда по ночам я открывала гугл-карты, там есть функция фотопанорам, и по ним можно «погулять». И я «гуляла». Шарилась по родному району, «заходила» во двор. При этом я прекрасно понимала, что это ненормально и что скучаю я вовсе не по дому.

— А по чему?

— Сложно объяснить. Я скучала по ощущению дома, по прошлой жизни — точнее, по ее фантому. По той жизни, которая оттуда, из будущего, казалась мне беззаботной и блаженной, хотя на самом деле никогда не была таковой. Да и сейчас — ты же видишь, что это не совсем тот Пятигорск, который мы помним. Но я скучала, конечно. Скучала по ощущению твердой почвы под ногами. Первое время, как уехала, мне казалось, что я как будто на отколовшейся льдине, которую уносит все дальше от материка. Я старалась не паниковать: ничего, рано или поздно это пройдет, льдину прибьет к берегу и я обрету почву под ногами, смогу пустить корни, потрогать траву. Но прошел год, а потом два и три, а я все дрейфовала. Я, кажется, до сих пор дрейфую. Кажется, это чувство, что я на льдине и мне совершенно не на что опереться — оно теперь и есть мой дом. — Она смотрела на ягоды тютины на ладони. — И вот я здесь.

>>>

«Пятигорск, даром что небольшой, состоял из двух разных городов — вертикального и горизонтального: вертикальная, верхняя часть, даже спустя годы оставалась почти нетронутой: все те же утопленные в соснах, построенные в каменной породе санатории, бюветы, лечебные ванны, канатные дорожки и скверы; те же туристы-отдыхающие на прогулках — одним словом, курорт. Другая же, нижняя, горизонтальная часть подножья Машука, теперь выглядела иначе — тут был привычный постсоветский пейзаж с панельками, ломбардами и магазинами; на первый взгляд все то же самое, что и раньше — но, если приглядишься, сразу замечаешь, как много стало полиции, и заборов, и КПП.

Китайский поэт, И Ша (伊沙), отбывавший тут, в Пятилаге, ссылку, сравнивал Пятигорск с огромным двухъярусным праздничным тортом; в своей поэме он рассказывает, как гулял по верхнему Пятигорску и уснул на лавочке возле фонтана; во сне он оказался на празднике, где в центр зала выкатили восхитительный, похожий на фонтан белый торт, с глазурью и розочками-безе; внезапно торт зашевелился и разломился изнутри, и из него выпрыгнул заключенный в тюремной робе; зек раскурочил слои коржей и бисквитов и, весь обмазанный кремом, побежал прочь, а гости сделали вид, что ничего не заметили; все подходили, отрезали ломти от разрушенного торта, накладывали себе и ели одноразовыми вилками с одноразовых тарелок и восхищались изысканным вкусом.

Город и правда как будто страдал от раздвоения личности: сверху моцион и открыточные пейзажи; внизу — бараки. Туристы гуляли по серпантинам, отдыхали, пили «вонючую водичку» из бюветниц и складных стаканчиков, смотрели вдаль, на вершину Эльбруса, и старательно не замечали ссыльных; ссыльным было запрещено подниматься в курортную часть, но иногда их пригоняли на работы — собирать мусор, класть тротуарную плитку, чистить ливневку или мести дороги».

Руслан Дудиев, «Карта и территория: границы и власть на Северном Кавказе после образования ОРКА», Издательство W-word, 2027 год. >>>

Деньги на расходы в поездке Даша получала на карту китайского банка ICBC, из иностранных он единственный работал на территории ОРКА и позволял совершать транзакции с европейских счетов. В Пятигорске как раз недавно открыли филиал, поэтому, прогулявшись, первым делом Даша с Матвеем отправились туда. Даша сняла юани, перевела их в рубли и торжественно выплатила Матвею зарплату.

— Что будешь делать теперь? — спросила она, пока он заталкивал пачку купюр в наплечную сумку.

— С чем? С деньгами?

— Нет, вообще. Наша, — она неопределенно махнула рукой, — экспедиция скоро подойдет к концу, у меня разрешение на работу истекает, надо уезжать. Вот и спрашиваю: какие планы?

— Да нет планов. Часть денег вложу в «Самурая», он мне вместо дома теперь. Может, задержусь в Пятигорске ненадолго, потом, не знаю, на юг рвану, там поработаю. Я теперь так живу — перекати-поле. А сама ты как? Довольна работой?

Даша помолчала, пожала плечами.

— Не очень. Я собрала почти сто свидетельств. Хотелось бы и побольше выяснить, но времени мало. Впрочем, это тоже важно: фиксировать мысли людей, их реакции на кадавров, даже спустя годы. Кроме того, я потестила наш новый вопросник, он хорошо себя показал.

— У вас есть какой-то вопросник?

— Да, перечень вопросов, который мы обычно задаем свидетелям событий, чтобы получить наиболее чистые данные. Мы много над ним работали. У меня в списке девяносто семь опрошенных.

— Это что получается, всего двух-трех не хватает до красивой цифры? Или, может, до сотки добьешь?

— Это необязательно. Да и сил уже нет. И времени. У меня сегодня последняя встреча со свидетелем, вот и будет девяносто восьмой.

— Да ладно, че ты. Давай меня еще опроси, буду твоим девяносто девятым. Или хочешь, я тебя опрошу?

— Не надо.

— Почему?

— Мы с тобой родственники. По правилам интервьюер и свидетель должны быть незнакомы. Кроме того, в перечне есть вопросы, которые тебе не понравятся.

— Например?

— Например, о смерти близких.

Матвей запнулся, отвел взгляд.

— Да, тогда лучше не надо. — Он помолчал. — Ну что, едем к маме?

— К какой маме, ты чего? У меня еще один кадавр в графике. Ишь, разбежался. Зарплату получил и сразу отдыхать? Нет, братюнь, придется еще раз снарягу мою потаскать.

>>>

МА-146, или «девочка на болотах», стояла, как можно догадаться из названия, хрен пойми где, и дойти до нее без проводника было попросту невозможно. Матвей достал контакты некой Катерины, которая, как утверждали местные, была лучшей в своем деле. Катерина жила