Перед запертыми в «Линче» открывается не столь впечатляющий вид: остов бронемашины, части которой еще продолжают гореть, овцы — растерзанные, с оторванными конечностями, без головы, и первый старший капрал Торсу, раздавленный трупом товарища.

Чтобы защитить раненого, машины выстроились в круг, носами наружу. Маневр неприятный (многим пришлось давить колесами мертвых овец) и опасный (все или почти все сошли с дороги, рискуя напороться на мину).

Время идет, и с того мгновения, как выстрелы прекратились, глаза лейтенанта Эджитто замечают новые, не столь очевидные детали. Его окошко забрызгано кровью. У некоторых овец, потерянно бродящих вокруг, на шее веревка. Оружие погибших чудом не пострадало.

Он крикнул Торсу, чтобы тот каждую минуту подавал знак рукой, что он жив и в сознании. Если Торсу не подаст знак, лейтенанту срочно придется что-нибудь придумывать, чтобы оказать помощь сардинцу. Кому-то придется рисковать своей шкурой вместе с ним. Но Торсу прилежно приподнимает правую руку, а потом роняет ее на землю. И так семь раз подряд.

Я еще жив.

Я еще жив.

Я еще жив.

Я еще жив.

Я еще жив.

Я еще жив.

Я еще жив.

Этого времени достаточно для того, чтобы вертолеты разогнали оставшихся врагов, пару раз совершили контрольный облет и один, два, три раза безуспешно попытались сесть. На четвертый раз один «Блэк Хоук» все же касается земли, остальные набирают высоту и продолжают патрулировать зону, летая широкими кругами.

С Эджитто по рации связываются неизвестно откуда, с какого-то командного пункта, расположенного в сотне километров от них, посреди другой проклятой пустыни — зато там у радиолюбителей рядом с клавиатурой компьютера дымится чашечка кофе. Голос дает ему указания ласково, словно говорит с ребенком, потерявшимся на городской окраине и не узнающим ничего вокруг: вы врач, верно? О’кей, мы рады вас слышать, все будет хорошо, вас оттуда выведут, главное — делайте, что вам говорят. Пока что не двигайтесь, подождите сигнала, что опасности нет, когда мы очистим территорию, лейтенант… вы ведь лейтенант, верно? Как вас зовут, лейтенант? Отлично, лейтенант Эджитто, выберите кого-нибудь из ваших людей, пусть будут готовы, когда мы дадим сигнал, вы вместе с ними выйдете из машины, чтобы оказать помощь двум раненым. Вы увидите, что…

— Один из них не ранен, — перебивает Эджитто, — думаю, он… — Но договорить не получается. Мог ли Йетри выжить после того, как его прорешетили пули, после того, как он рухнул на землю? Нет, не мог.

Голос из рации продолжает невозмутимо:

— Значит, раненому и погибшему. Когда вы сделаете все необходимое, чтобы привести раненого в стабильное состояние, вы погрузите обоих в вертолет.

Эджитто чувствует, как кто-то хватает его за руку, и оборачивается к Рене.

— Тело погибшего останется с нами, — говорит сержант.

— Но…

— Ребята мне этого не простят.

Эджитто понимает и в то же время не понимает требование Рене. Чувство локтя — он ничего такого никогда не испытывал. Впрочем, решение за ним, он — командир. Он не очень хорошо знает, как полагается действовать в подобных ситуациях, но ему кажется, что требование сержанта нарушает целый ряд правил. Ну и наплевать!

— Тело останется с нами.

— Лейтенант, это невозможно, — возражает голос из рации, звучащий несколько иначе.

— Я сказал, тело останется с нами. Или вы явитесь за ним лично?

Несколько секунд из рации разносится треск, потом голос отвечает:

— Принято, лейтенант Эджитто. Ждите сигнала.

Судя по виду, эмоциональное состояние Рене не очень хорошее. Губы бескровные, лицо бледное, голова покачивается взад-вперед, словно у него вдруг началась болезнь Паркинсона. Эджитто протягивает ему бутылку воды и приказывает отпить, затем пьет сам: нужно не допускать обезвоживания, не забывать делать все необходимое.

Эджитто приходится разработать план дальнейших действий. Он объясняет сержанту:

— Идем мы с вами и один из ваших людей, только один. Чем меньше времени мы проведем снаружи, тем лучше для всех. Мы с вами занимаемся целыми телами. Прежде всего нужно перенести труп этого парня. Как его зовут?

— Йетри. Роберто Йетри.

— Отлично. Потом поможем раненому, положим его на носилки из вертолета. Сержант, вы выносите вид крови, ран, обнаженных костей?

— Конечно.

— Если вам не хочется идти, ничего страшного, многих подобное зрелище шокирует, но тогда надо послать кого-нибудь другого. Вы должны быть в сознании.

— Я выдержу.

— Второй человек будет собирать останки. — Он делает паузу, в горле снова пересохло. Эджитто собирает слюну, сглатывает. Как же это сказать, чтобы фраза, которую он собирается произнести, прозвучала как надо. — Скажите ему, чтобы взял четыре пластиковых мешка.

Вот и настала минута, запомнившаяся лейтенанту Эджитто ярче всего. Эта картина будет первой вставать у него перед глазами, когда позже он будет вспоминать о событиях в долине или когда вовсе не будет о них вспоминать, но перед ним внезапно будет возникать одна и та же сцена: «Блэк Хоук» отрывается от земли, солдат окутывает облако пыли.

Торсу уже вне опасности, в вертолете, голова иммобилизована полиэтиленовым воротником, тело сжато эластичными бинтами, из бутылочки в правую руку капает физраствор: Эджитто лично поставил ему капельницу. Он промыл рану, наложил марлевую повязку, удостоверился, что позвоночник не поврежден. Торсу скалил зубы, стонал: «Док, больно, больно, пожалуйста, я ничего не вижу!» — а тот его успокаивал: «Все будет хорошо, мы тебя увезем отсюда, с тобой все в порядке». Странно, Эджитто повторял те же фразы, которые сам слышал по рации несколько минут назад и в которые ни капли не верил. Почему Торсу должен верить им больше, чем он сам? Эджитто сумел снять с Торсу пуленепробиваемый жилет и внимательно осмотрел все его тело на предмет кровоточащих ранений — ничего, одни царапины. А вот что делать с поврежденным лицом, он не знал, что делать с ободранной щекой и глазами? Он ортопед. Он умеет накладывать гипс. Сотни часов занятий в университете, практика, учебники, курсы повышения квалификации — ничего из этого не пригодилось, как он ни силился вспомнить, зато руки сами помнили, что делать и в какой последовательности. Можно было сделать солдату укол морфия, но Эджитто казалось, что боль еще терпима. Возможно, у Торсу просто шок. Как измерить страдание другого человека? Надо было дать ему морфий, он же контужен, черт возьми! Но теперь поздно. Прежде чем исчезнуть из виду, Торсу в последний раз пошевелил рукой, словно прощаясь с товарищами и желая сказать ему: «Док, я еще жив!»

Торсу взмывает ввысь, Рене отворачивается и глядит на вершины гор. Чедерна бродит вокруг сгоревшей «Линче» с мусорным мешком в руках — можно подумать, он ищет грибы. Перед этим он прогнал Рене и Эджитто и заявил, что сам перенесет труп Йетри. Взял его на руки, как ребенка. (Жуткая подробность, которую Эджитто предпочел бы забыть: Йетри высокого роста, он не помещался в ящик, пришлось согнуть ему колени; когда много часов спустя его вытащат, он уже застынет в этом положении, и, чтобы выпрямить ноги, придется перебить ему суставы, в памяти навсегда останется звук ломающихся хрящей.) В машине «скорой помощи» Чедерна обмоет Йетри лицо водой из фляги и будет что-то тихо говорить ему на ухо. Они теряли на этом время, но у лейтенанта не хватило духу выставить Чедерну.