– Изображена.

– Ясно. Собирайся, пойдем. – Фил схватил с вешалки куртку и надел ее.

– Куда? – испугалась Дуська так, что мурашки перед глазами забегали.

– На Рублевку! – Фил метнулся к дивану, что-то там приподнял, куда-то залез, и в руках у него оказался пистолет. – Мы устроим засаду. Выследим твоего бойфренда и произведем… захват!

– Захват?! – ужаснулась Дуська.

– Ну да, захват. Ты что, думаешь, я всю жизнь этот подъезд гребаный надзирал? Да я… да я… – Фил выпятил грудь колесом. – Я, между прочим, боевой офицер! Капитан Советской армии! Командир саперной роты! – Фил дунул в дуло пистолета и сунул его во внутренний карман куртки.

– Я не поеду, – твердо сказала Дуська и опять потрогала себя за красивый нос. – Ночь на дворе! Ты не представляешь, как это опасно! Алекс – страшный человек. Он убийца, грабитель, бандит. У него в душе ледяная глыба, а вместо сердца булыжник, у него… – Дуська запуталась в аргументах и замолчала. Ей так не хотелось рисковать жизнью сейчас, когда она стала красавицей… – И потом, – горячо обратилась она к Филу, – я даже толком не знаю, куда ехать! Не помню!

– Вспомнишь! – Глаза у Портнягина горели, а руки трепетно поглаживали карман, где лежало оружие. – Ты знаешь, что за убийцу Покровской назначена награда пять миллионов долларов?

– Нет.

– Обещаю тебе половину по окончании операции. Я этого моджахеда в два счета скручу, вот увидишь. Кто я и кто он?!

– Ладно, поехали, капитан, – неожиданно согласилась Дуська. – С тобой и правда не страшно. Только мне одеть нечего.

Фил ринулся к шкафу и стал вытряхивать из него все содержимое.

– Выбирай! Не от кутюр, конечно, но для боевой операции сойдет.

Дуська выбрала теплый свитер болотного цвета, легкую куртку военного образца и шапку-цигейку, тоже военную. Все село как влитое, словно мерки с нее снимали.

– Вот с обувью у меня затык, – смущенно признался Портнягин. – Врач велел ноги в тепле держать, поэтому у меня только пять пар валенок, да кирзовые сапоги на лето.

– Кирзовые сапоги давай, – распорядилась Дуська.

Фил сам обмотал ей ноги портянками и обул.

Дуська, топнув ногой, отдала честь.

– К бою готова, – отрапортовала она. – А на чем мы поедем?

– У меня мотоцикл с коляской есть, – похвастался Фил. – Я на рыбалку на нем езжу, да и так, природу понюхать.

– Ох, несерьезная у нас экипировка, товарищ командир саперной роты. Ох, несерьезная! – вздохнула Дуська.

– Погоди, вот пять миллионов долларов заработаем, тогда экипируемся, – подмигнул ей Фил. – За мной, Дульсинея!

– Кхе, кхе…

– А-апчхи!

– Скорее бы лето.

– Хотя бы весна. Апчхи!

– А сейчас что?!

– Вроде бы март был.

– Этот март баловник, этот март чародей, веет свежим своим опахалом…

– Май! Май там опахалом веял, а не март.

– Зануда ты, Верунь. Даже в подвале, даже со сломанным пальцем – зануда.

– Я просто литературу хорошо знаю. Палец тут ни при чем. Кстати, как ты думаешь, он будет потом сгибаться? А то ходить с негнущимся третьим пальцем на правой руке в моем возрасте несолидно.

– Зато с таким пальцем удобно посылать всех по известному адресу. Хуже будет, если моя нога неправильно срастется. От негнущейся ноги никакой функциональной пользы.

– Ну почему же! Можно возле метро просить милостыню на костылях, можно оформить инвалидность и получать от государства деньги, можно… Апчхи! Если не посадят, то много чего можно.

– Кхе, кхе! У тебя под гипсом чешется?

– Не то слово. Дерет! Выть хочется… Там рыжики еще остались?

– Навалом, Верунь. Но есть маленькая проблема, у меня от них понос и изжога, а удобства на улице. Может все-таки переберемся наверх? Там хоть кровати есть.

– Да перебирайся, пожалуйста! А я хочу спать спокойно. Пусть холодно, пусть темно, пусть гипс, пусть понос, зато на свободе!

– Да могила тут, а не свобода! Могила с рыжиками! Знал бы Ричард, во что мы вляпались ради его глупой прихоти. Апчхи!

– Знаешь, милая, очень многие ради такой «глупой прихоти» и не в такое бы вляпались. Подумаешь, годик в подвале посидеть! Зато Лева и Дина…

– Да не узнаем мы тут никогда, что будет с Левой и Диной! Чхи!

– Как только они подадут заявление в загс, их ждет та-а-акой сюрприз! Подай-ка мне баночку рыжиков и уступи на полчасика доху, что-то мой тулуп плохо греет. Кхе, кхе…

– Да на тебе, на! И рыжики, и доху, и последнюю банку варенья! Все, не могу больше. Я наверх пойду! Я ночью в магазин съезжу и куплю себе колбасы! Докторской! И икры! И сок томатный, и яблоки, и… торт! С розочками…

– Бунт на корабле? Ну иди, иди. Слабая ты, Кларунь. Невыносливая. Чхи! Иди, иди!

– И пойду!

– На лестнице не споткнись.

– Рыжиками не подавись!

– Лбом о притолоку не ударься!

– Не помри от чесотки!

– Выдра одноногая!

– Выхухоль с загипсованным «факом»!

– Ричард бы переписал завещание, если бы знал, что ты слабонервная!

– Ричард сдох, туда ему и дорога! Он в гробу! А я жить хочу, я черной икры хочу, солнца, дневного света, томатного сока!

– Кла-а-ар?! Кларунь!

– Что?

– Если ты купишь большой торт с розочками, принесешь мне кусочек?

– Нет уж, сама выползешь.

– Зараза. Апчхи!

– А то все розочки съем!

Как это получилось, Дина не поняла.

Был ресторан: суши, саке, саке, суши и снова саке… И вдруг оказалось – кровать, сбитые простыни, спутанные волосы, провал в памяти и какой-то законсервированный восторг в груди.

– У нас был секс? – потрясла она за плечо спящего Левина.

– Слушай, я не знаю, как это называется, – открыл он глаза, – но ты уложила меня в свою кровать, раздела и делала что-то такое, отчего я потерял сознание.

– Мама… – схватилась Дина за голову. – Кстати, а где мама-то? – огляделась она.

– До этого мы так и не докопались. Отвлеклись. Прости! – Левин уткнулся ей губами в плечо.

– За что? – Она отстранилась и посмотрела на него подозрительно.