Жех только зубом цыкнул в досаде. Дал же бог помощничка! Идеальный исполнитель, чтоб его! Именно тот случай, когда очень хорошо — это тоже плохо.

— Слышь, Оль? А ты откуда взялась? — встрепенулась вдруг Серафима и почему-то оглянулась на недовольного блондина в черном.

— Тыря позвала, тебя показала, сказала, что обижают, — машинально ответила Ольга. Ее сейчас очень, до легкой паники, волновали загадочные долги, про которые говорил Агав. Хуторяне кому-то задолжали, а она не знает?

— Ну ты, тёть Оль! — расстроенно зашептал Пашка. — Как еще не долбануло!

Кого долбануло? Зачем? А потом до Ольги дошло — проболталась. Она проболталась Симе. И она, Ольга, под клятвой. Нгурулы не тайна. Наездники не тайна, а вот связь между ними… Каким чудом ее не постигло магическое возмездие?

— Серафима? — выступил вперед Раим, всем своим видом показывая, что сейчас он полновластный лавэ, а не просто спутник Ольги. — Серафима, вам придется дать клятву о неразглашении. Немедленно. — И, предвосхищая вполне справедливые вопросы, добавил: — Как только вы поймете, что именно сейчас вам сболтнула моя помощница, ее сразу настигнет кара.

— Смерть? — дрогнувшим голосом уточнил Жех. Два жестких мужских взгляда сцепились как сильные магниты — не разодрать.

— Смерть не всегда наказание, — вмешался Эрик. — Возможно, затяжная болезнь, которую не смогут одолеть никакие целители.

— Клянусь! — торопливо воскликнула Сима, зачем-то подняв руку, как американский президент во время инаугурации.

— Не так, — улыбнулся Раим встревоженной женщине. — Давайте отойдем.

Эрик с некоторой ревностью следил за другом. Если совсем честно, королю очень хотелось воспользоваться правом сюзерена и оттеснить Раима в сторонку, чтобы принять у Серафимы клятву самому. Зачем Шенолу еще одна землянка? Дремлющая обычно совесть подняла голову совершенно не вовремя — нельзя сбивать настрой Серафимы. Одумается, сообразит, в чем Ольга прокололась, потом век будет себя винить, что подруга пострадала. Ольга, чтоб ее шельмы защекотали, могла бы и получше за языком следить. Хотя нет, не могла. Слишком велико доверие между ними. Бывает же!

— Успокойтесь, госпожа Вадуд, клятва — это не больно.

Эрик подошел к Ольге, та с тревогой следила за подругой. Попробовал опять подковырнуть Ольгины щиты — пшик. Невыносимо же! Невыносимо любопытно знать, как будут взаимодействовать эти трое. Оля почувствовала попытку вмешательства, глянула косо на величество и как будто очнулась. Точно! Она же обещала Эрику доступ к своим мыслям, когда будет работать на хуторе. Почему не сейчас? Скрывать ей нечего. Злоумышлять против короля? В пользу кого? Глупость какая. А в остальном — наслаждайтесь, ваше величество. Сняла серьгу, аккуратно завернула ее в платочек, деловито убрала в карман и совершенно по-хулигански подмигнула оторопевшему монарху.

***

После клятвы Сима смотрелась так, как будто ее с воздушных каруселей сняли — взгляд расфокусирован, рот расслаблен, стоит, озирается с недоумением, словно забыла, где находится. Ольга кинулась к подруге, но Раим Интриганович придержал — смотри, мол, все хорошо с твоей гостьей. А хорошо ли? Оля подчинилась, но бусину-интуишку затеребила и требовательно глянула на шефа. Тот только глаза прикрыл, подтверждая догадку — да, было. Подправил память, так нужно. Это сейчас Серафима от беспокойства за нее, Ольгу, про ужасного огромного Свапа не помнит, а потом? Вот пусть и не помнит, спокойнее сегодня спать будет. Она молодец, на диво уравновешенная особа.

А Серафима окончательно пришла в норму — собралась, встряхнулась, улыбнулась, плечи расправила и взялась за дело.

Для начала она вручила Пашке большую плитку темного шоколада, заявила, что это лекарство, и, отвесив подзатыльник, отправила лечиться — кровь восстанавливать. Шоколадка явно была неоднократно сломана и так одуряюще пахла на жаре, что Ольга сглотнула тугую слюну. Теперь, отныне и навсегда, так будет пахнуть для нее ностальгия. А против ностальгии одно лекарство — работа.

И жизнь вдруг завертелась…

В первую очередь, к удивлению земляков, Серафима потребовала знакомства с мастерицами по циновкам.

Оказывается, рынок увидел и оценил не только фруксятину, но и плетенки. Хозяйки-плетельщицы растерялись от Симиного энтузиазма: а одинаковые размером можно? А потоньше? А помягче? А так, чтоб с бортиками? Да-да, на манер контейнера с откидной крышкой? Оль, нарисуй!

И дети могут?! Вообще отлично!

А штук тридцать к послезавтра успеете? Да затем, что рынок. Идеальные куски вырезки, те в по ресторанам пойдут, а вот что помельче-неказистей, то и на базар можно. Мясо дорогое, продается понемногу. Люди едва ли не по два стейка покупают, скоро в очередь стоять будут. А упаковать-то и не во что. Выбрал небогатый человек мяско, а его культурненько раз — в аккуратную плетенку. И руки не испачканы, и удобно в сумку убрать. Такой человек и покупкой похвастается, и плетенку сохранит, и второй раз придет.

— Ты, Оль, о зиме подумай. Если у них тут такой материал в избытке, так надо пользоваться! С упаковкой здесь беда горькая, сама знаешь. И такой ресурс, считай, в отвал идет. Не дело! Коробуськи, туески, корзинки — все годится. Да хоть лотки для яиц.

Это Сима верно подметила — с упаковочными материалами в мире Нрекдол все грустно. В ткани, подобные мешковине, заворачивают продукты вроде колбасы, чтобы сумки не жирнить, а остальное — на фантазию покупателя. Бумага не вариант. Такая дорогая, что, ей-ей, пергамент дешевле — его выскоблить можно и на второй круг пустить.

Пока Серафима выспрашивала у хозяек подробности и возможности ахукоплетения, Ольга улучила момент и прижала Агава — не давала ей покоя обмолвка насчет долга.

— Так это, госпожа Тётёля, — лепетал бородатый мужичина, — вы же сами говорили, что в долг. За птицу там, за струмент. Мы вам, значицца, премного благодарны. Вы не сомневайтесь, у меня все подсчитано! Зараз сбе́гаю домой и таблички предоставлю.

Если бы рядом не было Раима, Оля, наверное, завизжала бы от досады, при нем терять лицо и выглядеть невыдержанной гарпией не хотелось. Зато хотелось дрын поухватистей — аж пальцы подрагивали — и вколотить в непомерно добропорядочную голову старшого хоть немного здравого авантюризма. Про то, что серьги-защитки на ней нет и нгурулы (читай — наездники) ее слышат, Ольге как-то позабылось. Зато присутствие благодетеля рядом каждую секунду ощущалось приятным теплом.

Старый парторг себя деликатностью не обременял.

— Заткнись, счетовод Вотруба хренов, пока я тебя не прибил! — Семеныч тряс кулаком перед носом растерянного Агава и так сердился, что орал по-русски. Потом спохватился и заговорил спокойнее: — Кто с тебя долг прямо сейчас требует? А? У-у, болван узкоколейный! На перспективу не только про корма думать надо!

Агав сжался от такого напора — он же все сделал, как велено, как договаривались. Госпожа сама говорила — в долг.