«Там-там-там-там та-ра-ра-ра-рам» – грянул оркестр жгучее латиноамериканское танго.

Уже поворачивая голову к своим приятелям, Михаил вдруг встретился взглядом с веселыми глазами, что украдкой смотрели на него. Они принадлежали молодой, элегантно одетой и привлекательной девушке, сидящей в окружении холеных мужчин старше среднего возраста. Среди этих штатских выделялся только один военный, к счастью знакомый. Это был капитан первого ранга Рыжков – начальник Владивостокского порта, с которым Муравьев часто сталкивался по делам службы.

Михаил решительно поднялся и, не сказав ни слова, направился к их столику.

– Павел Андреевич, – обратился он к капитану и после небольшой паузы, подождав, пока взгляды присутствующих обратятся на него, продолжил: – Представьте меня мадемуазель.

– Штабс-капитан Муравьев, – Рыжков, симпатизирующий штабс-капитану, с удовольствием представил его своей компании, – офицер для поручений при генерале Розанове.

Соблюдая достаточно вольные условности, бытующие в этом регионе, Михаил пригласил девушку на танец.

Она вопросительно взглянула на сидящего рядом с ней пожилого, но еще крепкого мужчину с посеребренными сединой висками.

– Иди, дочка, развейся. Ты и так заскучала, слушая нашу беседу, – милостиво кивнул тот головой.

Она доверчиво, без жеманства, свойственного многим провинциалкам, протянула Муравьеву свою руку и подняла на него синие глаза.

У Михаила что-то кольнуло в груди. Таким же доверчиво-смеющимся взглядом встретила его маленькая Таня Рутенбург, оставленная им в Москве.

Дочь директора Государственного банка Ольга Маркина оказалась великолепной партнершей. Вот где пригодились Михаилу уроки бальных танцев, полученные им в элитном юнкерском училище Петербурга.

«Там-там-там-там та-ра-ра-ра-там-там»… – звучала музыка.

Стройная, высокая девушка слилась с ним в каждом движении. Резкие повороты огненного танго, достаточно вольные прикосновения их тел, движения головы, взгляд «глаза в глаза» – были настолько гармоничны, что казались заранее отрепетированными. Танец так захватил Михаила, что он не слышал и не видел ничего, кроме звуков музыки и сияющей синевы глаз партнерши.

Музыка затихла, послышались аплодисменты. Слегка поддерживая свою даму под локоть, Михаил проводил ее на место.

По-видимому, Рыжков уже успел просветить собеседников о принадлежности Михаила к известному роду князей Муравьевых. Отец Ольги – Григорий Владимирович – встал, слегка аплодируя, пригласил его за свой стол и, понимающе встретив вежливый отказ, мотивируемый присутствием друзей, протянул ему визитку. Вальяжным баритоном, вполне соответствующим его импозантно-солидной внешности, он добавил:

– У нас с Оленькой приемы по субботним вечерам, и мы будем рады видеть вас у себя, князь. Не правда ли, милая? – обратился он к дочери.

Та, покрывшись легким румянцем, выдающим ее смущение, подняла глаза:

– Конечно, Михаил, мы будем ждать вас. Приходите с друзьями… – Она кивнула в сторону столика, где сидели Блюм с Лопатиным, и, покрывшись еще большим румянцем, протянула ему руку для поцелуя, озорно улыбнувшись одними глазами.

«Ого, – думал он, возвращаясь на свое место, – а девочка-то с перчиком! Надо бы с ней познакомиться поближе».

Желание завязать этакий роман – при слове «этакий» он мысленно щелкнул пальцами – овладело им, и на лице появилась мечтательная улыбка.

Друзья встретили его достаточно фривольными шутками, но Михаил отмалчивался. Заметив, что Ольга вместе с отцом, поднявшись из-за стола, ушла, он вдруг заскучал. Поэтому, распрощавшись с друзьями, Михаил в одиночестве направился домой.

Целую неделю, мотаясь из порта – на склады, из складов – на товаро-погрузочную станцию, присутствуя в качестве переводчика-референта на различных переговорах генерала Розанова в иностранных миссиях, работая в кабинете с бумагами, он вспоминал Ольгу, подгоняя время – скорее бы суббота.

И вот: напомаженные, затянутые в щегольские мундиры друзья уже катили в открытой пролетке тихим осенним городом.

Оглядев друзей, Лопатин, никогда не упускавший случая поострить, съязвил:

– Кому – война, а кому – мать родна! Вот только кажется мне, что все это будет продолжаться недолго…

По адресу, указанному на визитке, они быстро нашли особняк Маркина. Да и трудно было ошибиться. Возле шикарного особняка, окна которого сияли огнями, на специально оборудованной площадке стояло немало экипажей и легковых машин. На некоторых из них развевались флажки иностранных миссий.

Офицеры, отпустив извозчика, направились к парадному, где в дверях их встретил вышколенный, одетый в ливрею швейцар. Оставив офицеров в вестибюле, он поспешил доложить хозяину о прибытии новых гостей.

Легкий шум и негромкие звуки музыки, доносящиеся через раскрытые двери второго этажа, к которым вела широкая, устланная темно-бордовым ковром дорожка, позволяли судить о том, что прием был уже в полном разгаре.

– Опаздываете, господа, опаздываете! – раздался голос бодрячком появившегося в дверях Григория Владимировича. – Ольга о вас уже не раз справлялась, – спустившись, сказал он, пожимая руки.

– Служба, – коротко ответил Михаил, извинительно разведя руками.

Маркин гостеприимным жестом указал на открытую дверь:

– Прошу!

В большом, ярко освещенном зале с высокими лепными потолками в вальсе, который исполнял небольшой оркестр, кружилось несколько пар. Григорий Владимирович, оставив офицеров со своей дочерью, извинившись, направился к другим гостям.

Радостно возбужденная девушка тут же повела их к своим подругам. Те – щебечущей стайкой окружили молодых людей. Завязался ничего не значащий в таких ситуациях светский разговор. Михаил, в общем-то не одобряющий этот пустой флирт, сразу же пригласил Ольгу на танец.

Кружась в звуках вальса и глядя в сверкающе-лукавые глаза своей партнерши, он ощутил несвойственную ему робость. Если смотреть правде в глаза, то в светских развлечениях у него было мало опыта: в гимназические годы он был слишком юн, гораздо младше своих соклассников; затем – юнкерское училище, где во главу угла ставили спартанское воспитание; а потом – годы войны. Поэтому, ощущая в руках гибкую фигуру девушки, вдыхая вместе с тонким ароматом духов запах разгоряченного танцем тела, он немного смешался.

Их молчание затянулось, пока Ольга, не выдержав взгляда Михаила и опустив глаза, задумчиво растягивая слова, не произнесла:

– Странно, очень странно… – И, подняв опять глаза, добавила: – Вы знаете, Михаил, после нашей первой встречи я целую неделю думала о вас…

Музыка закончилась, и Михаил, на какое-то мгновение прижав ее к себе, тихо прошептал:

– Я тоже ждал этой встречи.

Ничего особенного не было сказано, но Михаил почти физически почувствовал какую-то незримую нить, которая протянулась между ними, связав их воедино.