В исторической литературе введен в оборот целый ряд прямых и косвенных свидетельств о существовании предвоенного плана военных действий. Это общеизвестные факты, о которых упоминается почти в каждой серьезной работе, посвященной Отечественной войне 1812 года, и нет нужды лишний раз делать ссылки на авторов или источники. В то же время, если исходить из того, что процесс разработки планов оказался засекреченным, правительственной команде необходимо было хоть как-то подготовить общественные круги как внутри России (в данном случае ― дворянское общество), так и за границей, к запланированным неожиданным действиям и экстраординарным мерам, чтобы в какой-то степени сгладить ситуацию. Эту задачу и должны были выполнять «Известия из армии».

Справедливости ради укажем, что тональность ряда официальных документов, подписанных в этот период М. Б. Барклаем де Толли, была несколько отличной от мнения русского монарха, хотя, с нашей точки зрения, не противоречила выработанной стратегической линии, а только добавляла некоторые частности. Так, в приказе по 1-й Западной армии от 24 июня 1812 г. констатировалось: «С неожиданным и даже наглым впадением неприятеля в границы наши, надеялся он расположенные более, нежели на 800 верст силы наши, как недостаточные к обороне столь значительного пространства, разрезать колоннами своими на малые части, и истребив каждую порознь, свершить алчное намерение свое одним так сказать, приемом… Но как ни стремительно было подобное предприятие его против армий наших, однако здесь не имело оно желаемого успеха. Все отряды войск искусным и быстрым движением приняли направление свое к общему соединению. Уже нет нам никакого к тому препятствия. Вскоре соберетесь вы храбрые воины, вместе, и общими силами противустаните врагу, дерзнувшему нарушить спокойствие наше, и ежели бы он, утомленный тщетным стремлением на нас и бесчисленными нуждами в сем напряжении сил его, решился избегать битвы с нами, мы сами тогда устремимся на поражение его, мы сами с помощию правосудного Бога отомстим ему за себя, за всех, от насилий его потерпевших»[316].

Можно отметить в данном случае, что «Известия» были рассчитаны только на общественные круги. В приказах же и обращениях командования к армии неоднократно указывалось на скорое генеральное сражение. Безусловно, в то время нельзя было обществу делать широковещательные заявления о скором переходе в наступление, поскольку таковые обещания в случае их неисполнения (в силу складывавшейся оперативной обстановки) могли иметь пагубные последствия. С другой стороны, стратегическое видение ситуации, высказываемое Александром I в обобщенном виде, конечно, в деталях могло не соответствовать взглядам Барклая на конкретные военные обстоятельства. Он, как практик, должен был реализовать задуманное в ходе боевых действий, но неоднократно, еще в самом начале войны (под Вильной), надеялся, что при выгодно складывающейся для русских обстановке, его армия сможет нанести контрудар или даже дать сражение французам[317]. Бесспорно также, что главнокомандующий, как и любой другой военачальник, отлично понимал не только опасность отступления, но и предвидел его последствия, то есть негативное воздействие на моральное состояние и боевой дух вверенных ему войск. Это в какой-то степени может объяснить его официальные и неофициальные (высказанные в переписке) заявления и надежды на скорое сражение с противником. Возможно, и верен тезис, выдвинутый в свое время историком В. В. Пугачевым. Разбирая прямо противоположные обещания Барклая о своих намерениях, он дал разумное объяснение непоследовательности главнокомандующего 1-й Западной армии: «…из-за враждебности армии и общества Барклай делал вид, что готов перейти в наступление, что отступает лишь по частично тактическим причинам т. д.»; «Барклай лишь говорил о сражении, стараясь успокоить противников отступления, а на самом деле собирался отступать в течение длительного времени»[318].

Уже в следующем Прибавлении (сообщения от 25 и 27 июня, помещенные вместе), в связи с вступлением войск М. Б. Барклая де Толли в Дрисский лагерь, говорилось: «Все корпусы первой армии уже соединились, и завтрешний день вступают в лагерь, на Двине при Дриссе укрепленный. Трудности, с переходами сопряженные войска наши перенесли с обыкновенною им неутомимостью. Все усилия неприятеля отрезать который-нибудь из корпусов, первую армиию составляющих, равно как и покушения его обойти с правой стороны, были безуспешны. Теперь главные его силы направлены на наше левое крыло, чтобы расположиться между первою и второю армиями. Князь Багратион получил повеление атаковать неприятельские корпусы, против него находящиеся. Сообразно сему сделаны распоряжения и в первой армии»[319]. Но уже в приказе 1-й Западной армии от 3 июля 1812 г., после сообщения о победе казаков М. И. Платова под Миром, было сделано следующее красноречивое заявление: «Теперь ваша, храбрые воины, очередь, наказать дерзость врага устремившего на отечество наше. Время к тому уже наступило. Мы перешли Двину не для того, чтобы удалиться от него; но для того единственно, чтобы завлекши его сюда, положить предел бегству его. Чтобы Двина была гробом ему. ― Внемлите сей истине и намерение наше с благословением Божиим исполнится»[320].

Очень интересно, как в тылу воспринимали «Известия» представители разных общественных кругов и достигали ли они цели, поставленные правительством? Первоначально все жадно ждали эти сообщения. Об этом свидетельствуют письма из разных мест: «…мы с нетерпением ожидаем известий о военных происшествиях» (И. П. Оденталь ― А. Я. Булгакову 18 июня из Петербурга)[321]; «Получаемые оттуда (из армии. ― В.Б.) известия интересуют всех и каждого. Военные бюллетени переходят из рук в руки. Говорят многое, как водится в больших городах» (И. А. Пукалов ― А. А. Аракчееву 27 июня из Петербурга)[322]. Весьма любопытен и пассаж Ф. В. Ростопчина в письме от 4 июля из Москвы к А. Д. Балашову с оценкой озвученного для общества нашего плана военных действий: «Публика весьма покойна, потому что гр[аф] Н. И. Салтыков сообщает мне без замедления журнал военных действий, и я его тотчас приказываю печатать… Хотя сначала и необыкновенно некоторым показалось, что две столь многочисленные армии могут стоять в близском расстоянии без сражения, но узнав и настоящее дел положение Наполеона и уверясь, что со стороны нашей производится пагубный для него план, все успокоились и от скорого обнародования известий ждут их от меня, а другим слабо верят»[323].