улыбался, и на дне кошачьих зрачков зарождалась та безумная надежда на лучшее, что ученый и надеялся там пробудить.

— Мы, — с мягкой полуулыбкой поправил гения Честер. — Это все сделали мы, все вместе. И мой вклад тут ничуть не больше, а то и меньше, чем у тебя, аналитиков, твоих и моих ребят. Ну, бывших моих, — улыбка угасла, и Тайвин сделал ход конем.

— Тебя не уволили, а отстранили, не забывай. А еще ты спас мне жизнь. Дважды. И это, уж ты меня прости, ни на кого больше спихнуть не получится.

— Медики же были, — просиял оперативник, принимая правила игры.

— Были. Но не они меня по кремнийорганическим джунглям таскали на своем горбу, и не они лупили локтем в грудину почем зря. И ты — мой друг. Научись уже себя ценить, дурное ты создание.

Напоследок хорошенько хлопнув друга по плечу, гений ретировался, стараясь оставить за собой последнее слово, а за мягко скользнувшей в пазы дверью — глупо ухмыляющегося и немножко ошалевшего Честера, чьи чайные глаза вновь набирали свою обычную искристую глубину.

* * *

Тайвин очень зря мне хвалебные оды спел. Я так впечатлился его словами, что нашел в себе каплю смелости съездить и сдать амуницию, как и было предписано. Авось не растаю при виде ребят и офиса, уговаривал я себя, но на дне сердца прочно поселилось давнишнее и отлично мной изученное чувство: синдром самозванца. Я уж думал, что прогнал эту пакость, и за последние полгода даже не вспоминал о том, как терзался ей со страшной силой несколько первых лет своей должности кряду, пока окончательно к креслу начальника не привык и пока заваруху с «Апостолом» вместе с ребятами не прошел. Андервуд же умудрился мне разрушить всю броню самоуверенности буквально за несколько дней, а ее остатки практически изничтожил отстранением. Я особенно не сомневался, что в итоге он снимет меня с места и уволит, а потому судорожно размышлял, чем потом в жизни заняться.

По всему выходило, что я кроме родителей, оперативников и Тайвина по большому счету во всех семи — ну, уже восьми — мирах никому толком и не нужен, а осваивать новую профессию в двадцать семь лет мне казалось делом абсурдным и бесперспективным. Я и понадеялся, что, может, ребята что подскажут, в конце концов, не все сразу к нам в Корпус пристроились, мне есть чему у них поучиться. Особенно у Вика — вот уж кто точно мне расскажет, как надо умеючи прожигать жизнь и деньги. Он, сын богатых родителей, мажором четверть века рос, а сумма непотраченной зарплаты у меня за годы работы на счету скопилась такая, что не проконсультироваться у знающего человека, куда ее девать, значит бездарно упустить шикарную возможность себя побаловать в кои-то веки. Ну и что, что не хочется. Надо, для душевного здоровья, и я это прекрасно понимал.

Несмотря на уговоры, внутренне я напускной внешней смелости вернуться на работу соответствия не ощущал и подсознательно выбрал время пересменки, когда все, кто на дежурстве, будут в офисе, и я никому на глаза не попадусь, если просочусь на склад и сдам форму, аптечку и прочий инструментарий. Нечего себе и ребятам попусту душу травить. Так и произошло: единственным свидетелем того, как я тихой сапой прокрался к коменданту-кладовщику, стал он сам.

На складе царил полумрак, привычно пахло дезинфектантом для формы и экзоброни, оружейным маслом и чуток — медикаментами. Из глубины стеллажей на звук моих шагов вынырнул повелитель рабочего комфорта Корпуса, и мы церемонно кивнули друг другу. Наш хитрый выжига-комендант все собирался найти себе более хлебную должность и все никак от нас не уходил. Сколько баталий мы с ним провели, воюя на почве его феноменальной рачительной запасливости в противовес расточительности оперативного отдела! Впрочем, инстинктам параноидального хомяка я научился как раз у него.

— Поговаривают, можем более не увидеться, уважаемый? — встретил меня внимательным прищуром голубоватых глаз наш извечный оппонент по материальному обеспечению.

Я улыбнулся, сгрузил к нему на стойку потрепанные временем и полевой работой вещи, положив сверху офицерский голобинокль — тот самый, что я у него первым делом выцыганил, прилетев на Шестой, за красивые глаза и доплату, разумеется, — и ответил:

— Вполне вероятно. Впрочем, кто знает.

Пересчитав навскидку амуницию, комендант вопросительно на меня посмотрел, а я молча пожал плечами и сделал вид, что понятия не имею, чего не хватает. Он сверкнул вечной приклеенной полуулыбочкой и понимающе усмехнулся:

— Тэк-с, комплект легкой брони, комплект тяжелой, визор, аптечка, нож, комплект парадной формы, комплект повседневной отсутствует, подлежит списанию, остальное в наличии… Если что узнаю — расскажу. И орлов ваших не обижу.

— Спасибо, — искренне поблагодарил его я и уже было собрался развернуться и сбежать, пока пересменка не кончилась, но тут на склад зашел один из оперативников.

— О, Вик! — обрадовался я. — Тебя-то мне и надо!

— Весь к твоим услугам, — склонил голову первопроходец, тряхнул шевелюрой, на сей раз кислотно-оранжевого оттенка с хамелеоновыми кончиками, и откинул в сторону вечно мешающую ему непослушную прядку, а у меня на секунду снова защипало в носу, и я постарался сохранить в памяти такой простой, обычный и в то же время важный жест. На всякий случай.

— Мне нужен твой совет, — как ни в чем не бывало начал я. — Надо одномоментно куда-то срочно потратить прорву денег.

— Сколько? — заинтересовался Вик.

Вместо ответа я протянул ему личку с открытой вкладкой зарплатного счета. Вик присвистнул.

— Нет, я знал, что ты только работать умеешь,