Да позаботится Господь на небесах о своем ангеле

Ческа ахнула.

Джонни…

В ее голову хлынули воспоминания, которые она не могла даже толком разобрать.

Джонни… Джонни…

И тут она услышала, что кто-то шепчет.

Ческа, Ческа…

Это был голос мальчика из ее снов. Мертвого мальчика, лежащего в гробу. Того самого, что приходил к ней той ночью в детскую.

Ческа, Ческа… Приходи поиграть со мной.

Нет!

Ческа вскочила и закрыла уши руками, а потом со всех ног кинулась бежать из леса.

– Грета, раз сегодня твой последний вечер в Марчмонте, я подумал, не пригласить ли тебя на ужин в Монмут? – предложил Дэвид, когда они пили кофе на террасе.

– Я… О господи, Ческа выглядит так, будто за ней гонится голодный лев, – внимание Греты было отвлечено видом бегущей к ним ее дочери. Она подбежала и, тяжело дыша, кинулась на руки Греты.

– Что такое, дорогая?

Ческа подняла глаза на Грету. И потом твердо покачала головой.

– Ничего. Все в порядке. Прости, мамочка. Можно, я пойду к Мэри на кухню? Она сказала, я могу помочь ей испечь кекс, который мы возьмем с собой в Лондон.

– Ну конечно можно. Ческа?

– Да, мама?

– Ты уверена, что все в порядке?

– Да, мама. – Она кивнула и исчезла в доме.

Дэвид с Гретой вошли в ресторан «Щит Грифона», который изнутри освещался мягким светом свечей. Их провели в дальний интимный уголок под старинными потолочными балками, к столику, сервированному сияющими серебром приборами и изящными хрустальными бокалами.

– Сэр, мадам, желаете что-нибудь выпить? – спросил метрдотель.

– Да, бутылку вашего лучшего шампанского, пожалуйста, – сказал Дэвид.

– Прекрасно, сэр, – ответил тот, вручая им меню. – Я бы рекомендовал раков, они у нас сегодня свежевыловленные, а также уэльского ягненка. И, если можно заметить, сэр, мне очень понравился ваш последний фильм.

– Спасибо. Вы очень любезны, – ответил Дэвид, смутившийся, как всегда, когда его узнавали.

Заказав то, что рекомендовал метрдотель, они сидели, пили шампанское и разговаривали про Марчмонт и ЭлДжей.

– Такая жалость, что Ческе надо ехать завтра обратно в Лондон. За последние несколько дней тут она буквально расцвела, – заметил Дэвид.

– Да, я уверена, что это пошло ей на пользу, но мы же не можем разочаровывать публику?

– Думаю, нет, – пробормотал Дэвид, надеясь, что Грета сказала это с иронией, но понимая, что, судя по всему, нет. – Ах да, кстати, я сегодня прочел в «Телеграф», что Мэрилин Монро и Артур Миллер поженились. И они прилетают в Лондон, потому что она снимается в фильме с Ларри Оливье.

– Правда? Вот уж, казалось бы, неподходящая пара, – сказала Грета, в то время как официант подал им заказанных раков. – Такое впечатление, что сейчас все вокруг женятся. Ты видел по телевизору свадьбу Грейс Келли и принца Ренье? Ческа была просто очарована.

За ужином Дэвид так нервничал, что его обычно здоровый аппетит совершенно его покинул, он едва прикасался к еде и даже отказался от десерта. Грета заказала себе свежую клубнику, а Дэвид допил шампанское. Заказывая кофе и два бренди, он понял, что его время уходит. Сейчас или никогда.

– Грета, я… ну, я хотел спросить у тебя кое-что.

– Хорошо. Что же это? – она непонимающе улыбнулась ему.

– Дело в том… – Дэвид множество раз репетировал в уме следующие несколько фраз, но теперь, когда ему надо было наконец произнести их вслух, он не мог вспомнить ни единого слова.

– Ну… э-э-э, дело в том… что я… Я люблю тебя, Грета. Всегда любил и всегда буду. Для меня никогда не существовало никого другого. Не могла бы ты… В смысле, можешь ли… выйти за меня замуж?

Ошеломленная Грета уставилась на покрасневшего, с серьезным выражением лица Дэвида. Она видела, что его добрые глаза были полны надежды. С трудом сглотнув, она потянулась за сигаретой. Дэвид был ее лучшим другом. Ну да, она очень любила его, но не таким образом, которого он хотел. Она поклялась себе, что никогда больше не будет ни в кого влюбляться.

– Дело в том, Грета, – пробормотал он, – мне кажется, тебе нужен кто-то, кто бы заботился о тебе. А Ческе нужен отец. Твой законный дом тут, в Марчмонте, и разве ты не видишь, что, если мы поженимся, Марчмонт однажды станет наш и все снова встанет на свои места? Конечно, сейчас нам не надо будет тут жить. Ты сможешь переехать ко мне в Хэмпстед, и…

Грета подняла в его сторону ладонь, и он оборвал свою речь на полуфразе.

– Стоп, Дэвид, пожалуйста, стоп. Я с трудом могу это вынести. – Она закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

– Грета, пожалуйста, не плачь. Меньше всего на свете я хотел бы тебя расстроить.

– Дэвид, милый Дэвид. – Наконец Грета смогла посмотреть на него, взяла протянутый им платок и вытерла глаза. Она понимала, что все, что она сейчас скажет, ужасно его огорчит. – Дай я попробую объяснить. Когда я столько лет назад встретила Макса и он бросил меня беременной, я была достаточно молода, чтобы – с твоей помощью – собрать себя из осколков и начать сначала. Потом я приехала в Марчмонт и вышла за Оуэна, просто потому, что была одинока, напугана и вскоре должна была стать матерью. Мне нужна была защита, и на какое-то время Оуэн дал мне ее. Но это было недолго, и надежда на Оуэна едва не погубила и меня, и Ческу. Мы уехали, вернулись в Лондон, и там я влюбилась в своего начальника, который был женат. Может быть, из-за всех лет с Оуэном мне так хотелось хоть немного романтики, хоть немного физического удовлетворения. – При этих словах Грета покраснела. – Наш с Оуэном брак никогда не был… завершен, как тебе известно. Кроме того, Джеймс – так его звали – все время говорил мне, что оставит жену, и я, как дура, начала в это верить. Потом его жена узнала про наш роман, и я обнаружила, что это был слабый, эгоистичный человек, который с самого начала не стоил моей любви. В результате я потеряла работу. Вообще-то это случилось в тот самый день, когда я снова встретила тебя возле «Ветряной мельницы».

– Ясно, – сказал он, пытаясь переварить все то, что Грета выплеснула на него.

– Неважно. – Грета помолчала, сосредоточенно нахмурив брови. – Именно после той ужасной истории с Джеймсом я поклялась себе, что никогда больше не позволю себе близости ни с одним мужчиной, по крайней мере в романтическом смысле. Все, что это принесло мне, были только боль и разбитое сердце. А я верила, что они