истина выше Родины) – это всё разные аспекты повсеместной свидомитости: фарисейства для-ради использования истины как кирки или лопаты для построения и последующего самооправдании своего житейского счастья и успеха.

Наверное, смогу. Только (слаб я) – очень лицемерно это всё. Поэтому – не буду.

– Вот видишь, – сказал Женский Голос. – Это всё твоя недосказанность. Почему я не выбрала тебя в спутники жизни? При всей нашей близости, удивительной согласованности дыхания – полностью несовпадение реального воплощения. Ты не готов созидать наивозможную «здесь и сейчас» гармонию из несовершенного человеческого «материала» (взрослеть, примиряться, уступать). Хотя бы во взаимоотношениях мужчины и женщины. Не готов строить совместный быт и позволять собой пользоваться во благо любимого человека.

Я подумал (не подумав) – и согласился (не соглашаясь): именно поэтому – именно Перельман шёл по советскому Крещатику и был схвачен свидомитами (не важно, европейскими или доморощенными) в зоне АТО.

– Ты ставил чистый эксперимент, – сказал мне Женский Голос.

– Машенька, – ответил я. – Это жизнь.

Мария Назаре (именно так зовут Женский Голос) взглянула на меня из своей Москвы. Увидела, как я стою на берегу Русского Мира. Увидела, чего я сто’ю – на берегу Русского Мира.

С женщиной не поспоришь, только людей насмешишь.

Только Перельману и возможно избегнуть такого спора (поражения от женщины). Или только рабу Эзопу – возможно победить в таком споре (поражении от женщины), будучи сброшенным со скалы.

Будучи переданным обратно палачам-Украинцам. Или поставленным в другие (ещё какие-нибудь – не менее свидомитские) рамки со-бытия: «Услышавши это, ученики его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (МФ. 19); «в сущности спасения нельзя ожидать от людей, и оно не может совершаться человеческими силами. Ибо спасение – это спасение от греха, смерти и диавола. Тут беспомощен и человеческий ум, и человеческая логика, и человеческая наука, и человеческая философия, вообще вся человеческая природа, все человеческое; тут всё принадлежит Богу и зависит от Бога: от Бога, Который есть в Богочеловеке, и от человека, который в Богочеловеке. Человек может спастись только Богочеловеком.» (Прп. Иустин (Попович)

Отсюда и произошёл русский Всечеловек.

– Ты ставил чистый эксперимент. – сказал мне Женский Голос.

– Машенька, – ответил я. – Это жизнь.

Часто нам невозможна любовь. Зато – всегда доступно любование. Я был влюблён в Марию Назаре, и она трижды соглашалась выйти за меня, но трижды же – пере-думывала; что тут скажешь? Только одно: я всё же выжил, как и Перельман в подвале украинского под-сознания.

Хочешь остаться в живых? Ищи со-беседника! Вот я и выбрал себе – Женский Голос, Марию Назаре.

– Твой эксперимент не задался, – сказал мне Женский Голос.

Об удаче и речи не шло. Лето не задалось. За месяц, что я пробыл у моря, было не более десятка солнечных дней.

– Я не о погоде, – сказал мне Женский Голос.

Мне нравилось купаться в дождь. Вода июля была солона (напоминая огуречный рассол) и тепла, как женское лоно.

– Да, – согласился Женский Голос. – Ты начинаешь мыслить в правильном направлении. Ну что такое «Женский Голос»? Голос без тела – призрак.

– Душа без тела – призрак, – поправил я. – Для произнесения слов о любви (кроме самой любви) – нужна гортань.

Женский Голос вспомнил о морской воде, тёплой, как женское лоно, и почти засмущался.

– Твой эксперимент не задался, – повторила Мария Назаре. – Тело для души – больше, нежели орудие. Вот и эскапады твоего Перельмана – в беседах с живыми и мёртвыми (она имела в виду Максима Кантора и Виктора Топорова) и «многомерных» насмешках над политическим Украинцами (несомненно – твоя гордыня), согласись – никак не могли бы задаться.

Я стоял на берегу Русского мира. Я любил купаться в дождь.

– Ты так и не определил, каким образом из советского человека выглянул политический Украинец. Согласись, что ты не можешь говорить о генетической предрасположенности тамошнего населения к предательству.

Я стоял на берегу Русского мира. Я знал, что такое предательство. Пожалуй, я и сам в жизни предавал (свои же чувства, мысли, да и в поступках или запоздалом осознании необходимости).

– Русским может быть человек любой национальности. Россиянином, если угодно. Точно так же и свидомитом может быть кто угодно, – мог бы сказать я общеизвестный постулат (но не стал).

Вспомнил один текст:

«Шарикас

Когда я в 1983 г. прибыл из Харькова в длительную командировку в Литву на Игналинскую АЭС, то удивился сорокалетнему сотруднику по фамилии Барановас. Я не задавал интимных вопросов, почему Сергей Баранов так себя позиционирует. С феноменом превращения русского человека в вырусь я в полной мере столкнулся через много лет в Харькове. А в 1990-м мы смеялись над иронией анекдота:

Литовская граница. Выходит пограничник и зовет собаку:

– Шарик!

В ответ – тишина.

– Шарик!

Тишина.

– Шарикас!

– Гавскас! Гавскас!» (Станислав Минаков)

– Не смешно, – сказал Женский (лишённый плоти) Голос.

И вот здесь я понял, зачем мой Николай Перельман пересёкся на берегу Русского мира именно с Женским Голосом: мы (вместе) – всё ещё ещё решаем проклятый вопрос!

Как именно душа обретает тело (как обитает в теле). Как они взаимонастраиваются, тело и душа: как именно – душа уступает органам чувств, начиная гнить. Или (каким-то образом) – всё же проникает во все поры плоти, пропитывает пл-оть и (почти) преображает… Потом – всё одно покидая этот путь.

Здесь же (побочным ответвлением) – вопросы не только к украинству, но и к любому иудству; как именно, спрашиваешь? А посмотри на Перельмана! Чтобы выжить, Перельману надо хоть ненадолго «убить» смерть.

Даже ему, изначально не подконтрольному – ни (собственной) гордыни, ни (собственной) корысти, ни (собственной) похоти.

Ведь даже ему (по Квинту Септимию Флоренту Тертуллиану, «учителю церкви» и христианскому апологету: и его душа в его теле – христианка «без усилий преобразить тело»,) – приходится «прирастать» всевозможностями Сети: внешностью инструментария!

На деле это всё то же подлое: будете как боги.

– Машенька, – улыбнулся я.

– Что? – сделав