ни случилось дальше, – продолжала сбивчиво шептать она, – я могу пожалеть лишь о том, что послушалась тебя. Я должна была умереть, когда выпал снег, но я всё ещё здесь. Я хочу, чтобы ты целовал меня, касался меня, ласкал и называл своею. Я хочу этого, потому что живая! Ты не имеешь никакого права прогонять меня!

Она прижалась своими губами к его. Её движения были всё ещё неумелыми и неловкими, но эта неопытная чувственность была сладка. Катаси ответил ей на этот раз. Когда его ладонь легла на её щеку, она вздохнула прерывисто и шумно. Теперь он целовал её, направляя, а она вторила движению его губ и языка. Она вновь шла за ним, но на этот раз прекрасно понимая, куда именно.

Его рука скользнула вниз, касаясь шеи невесомо, почти неощутимо, но тело девушки стало чутким и отзывчивым. Оттого путь его пальцев по её коже обжигал. Они неторопливо потянули вниз край хлопковой ткани, и та легко соскользнула с её плеча. Катаси оторвался от её губ. Девушка смотрела на него, взгляд её глаз казался затуманенным.

– Я люблю тебя, Юкия, – сказал он.

Больше он и не думал её прогонять.

Она не сказала ничего в ответ, но это было и не нужно. Свет от праздничных фонарей, окрасивших окружающий мир в серебро и лазурь, далёкие звуки гуляющей на улице толпы, отблески от мерцания морских трав, плавно покачивавшихся в мирном течении заколдованной реки, – всё это перестало казаться Катаси похожим на сон. Всё стало настолько остро реальным, что ему почудилось: вся остальная жизнь была иллюзией. Он целовал Юкию, она целовала его в ответ, а мир за створками сёдзи перестал иметь всякое значение.

Губы Катаси касались её щеки, подбородка, шеи, ключиц. Она вздрагивала всякий раз, когда ласковое прикосновение мужчины вызывало в ней дрожь или острый укол удовольствия. Она гладила его по волосам, когда он склонился к основанию её шеи, нежному и горячему. Нижняя рубашка упала к её босым ногам, обнажая свою хозяйку, а та будто бы и не заметила собственной наготы. Её тело было светлым, почти прозрачным. Оно белело в полумраке, точно отражало лунный свет; волосы, тёмные и длинные, были мягче самой дорогой и изысканной ткани.

Юкия всё ещё молчала, точно слова у неё иссякли. Она касалась Катаси неловко и осторожно, помогая ему избавиться от одежды. Неторопливо и упоительно её руки изучали его обнажённый торс. Затаив дыхание, Катаси недолго наблюдал за нею, ставшей ещё прекраснее и притягательнее, чем прежде. Он мог любоваться девушкой вечно, как прекрасной картиной старого мастера, но вместо этого подхватил Юкию на руки. Мужчина удивился тому, насколько она оказалась лёгкой, как и тому, что кожа её горела, хотя ему сперва показалось, что девушка замёрзла. Он уложил её на футон. Юкия, точно одурманенная, потянулась к нему, не желая прерывать прикосновение. Он и сам был опьянён.

– Ты моя, – прошептал он, прежде чем вновь прильнуть к её губам. Он касался губами её шеи, плеча и ключиц, медленно обводил ладонями холмики её грудей, утопал в мягкости её тёмных волос, необъяснимо лёгких в этом царстве воды и волшебства. Когда тихий стон впервые слетел с её губ, сознание его окончательно помутилось.

Он желал её, но этого ему стало недостаточно. Он захотел владеть ею целиком, чтобы она не могла без него. Мужчина хотел, чтобы девушка в его объятиях тоже, как и он, теряла разум от жара, зарождавшегося внутри.

Он ласкал её, целовал и гладил, не в силах теперь остановиться. Её глаза удивлённо распахивались всякий раз, когда его прикосновения вызывали в девичьем теле дрожь удовольствия. Оно было чутким, сладким и отзывчивым. Катаси хотел, чтобы Юкия забыла обо всём на свете, чтобы жар её тела стал всепоглощающим. У него получалось…

Вечер становился всё темнее, превращаясь в ночь. Юкия спала в его объятиях, а он смотрел на её лицо, не веря до конца в то, что произошло между ними. Не верилось ему и в то, что сам он, далеко не маленький невинный мальчишка, с замиранием сердца вспоминал каждый миг их близости. Он ощущал опасную опьяняющую всесильность, а ещё он был убеждён: теперь он её не отпустит.

Катаси почти задремал, когда откуда-то снаружи послышался едва различимый стук. Он поспешно сел на постели, запахивая накинутое перед сном нижнее кимоно. Опасности, впрочем, не было: в его окно заглядывала огромная морда усатого сома.

Кото плавно кивнул ему и скрылся из виду. Художник поспешно оделся и вышел на улицу. Сом ждал его в саду, стебли съедобных водорослей покачивались вокруг его брюха, сверкающая шкура казалась голубоватой в свете праздничных фонарей. Сом смотрел на Катаси пристально.

– Час крысы только прошёл, – сказал Катаси. – Я не буду сейчас будить Юкию.

Его молчаливый собеседник лишь плавно обернулся вокруг своей оси, подставляя Катаси свой бок. Художник догадался, что исполинская рыба пытается ему предложить. Недолго думая, Катаси забрался на его спину.

– Только на поверхность мы подниматься не будем, – сказал он, уверенный, что Кото прекрасно его понимает. – Только проверим, насколько прочен лёд, и сразу назад.

Сом медленно склонился в некоем подобии кивка и плавно поднялся над садом.

В этот раз он не пытался отнести Катаси поближе к берегу. Художник выдохнул с облегчением: это означало, что сом и впрямь согласился с ним.

Их путь занял совсем немного времени, особенно если сравнивать с дорогой через подводный каньон, которую они преодолевали прежде. Сейчас Катаси не волновался. Он смотрел по сторонам, изумляясь тому, каким ярким выглядит полный огней город духов внизу. Мысли лениво и будто бы сами собой кружились в его голове, сменяя одна другую. Он вспоминал последние дни, предшествующие этой ночи. Усы, торчавшие из морды Кото, напомнили ему кошачьи, затем вспомнились маска Мию и озорной голос Рин, пугавший Икару котом, который обязательно его съест при встрече.

Как так вышло, что дух с таким неподходящим обликом поселился на дне реки? Он вспомнил и то, что о прошлом Мию никому не рассказывала. Пять лет назад она поселилась здесь одна, что же было до этого? Вдруг его осенило: пять лет назад пропала невеста речного бога. Могла ли быть аякаси в маске связана с исчезновением той девушки? Он вспомнил и то, что, когда Юкия спросила её, почему она им помогала, Мию не смогла ответить, точно что-то помешало ей произнести просящиеся наружу слова.

Его размышления прервались, когда Катаси понял, что поверхность совсем близко. Мерцающий лёд над головой никуда не исчез, но