Экономист Н.П. Шмелев, депутат Верховного Совета СССР, ответственный работник ЦК КПСС, позже академик РАН, писал в важной книге: «Рукотворные моря, возникшие на месте прежних поселений, полей и пастбищ, поглотили миллионы гектаров плодороднейших земель» [144, с. 140]. Но это суждение – продукт невежества. Водохранилища отнюдь не «поглотили миллионы гектаров плодороднейших земель», зато позволили оросить 7 млн га засушливых земель и сделали их действительно плодородной пашней. При строительстве водохранилищ в СССР было затоплено 0,8 млн га пашни из имевшихся 227 млн га – 0,35 % всей пашни[38].

Но главное, что утверждалось принципиальное, мировоззренческое отрицание больших созидательных программ. Это было внедрение невежества в массовое сознание. Как это ни нелепо звучит, но именно отсутствие почти всякого строительства какое-то время действительно было козырем правительства Гайдара и Черномырдина.

Был создан устойчивый стереотип отрицания «вмешательства в природу», на активизации которого строилось множество идеологических программ. Отвергался не конкретный технический проект (место преодоления водораздела, схема каналов и водохранилищ и т. д.), а именно сама идея «преобразования природы». Само слово «водохранилище» приобрело зловещий, антигуманный оттенок. И запрет этот звучал настолько тоталитарно, что никогда в нем не вставал вопрос о количественной мере. Запрет был абсолютным, но никто не спросил: а пойти к колодцу, вытащить ведро воды и отнести домой – разве не такое же это изъятие и переброска воды?

Исследования сдвига людей к антисоветским установкам выявили их связь с архаизацией мышления, склонностью к антинаучным взглядам, появлением суеверий и т. п., отказ от прививок против эпидемических болезней и даже на согласие на деиндустриализацию.

Казалось бы, значение ГЭС должно было быть для каждого очевидно – за их счет существенно снижается цена электроэнергии в России. Так, в 2008 г. Усть-Илимская, Братская и Иркутская ГЭС поставляли на рынок электроэнергию по цене 1,45 коп. /кВт-час. Это в 30 раз дешевле, чем электрическая энергия близлежащих тепловых станций той же компании «Иркутскэнерго» [159].

Большая часть наших топ-обществоведов высказывается по критическим проблемам, исходя из априорных идеологических установок, не обращаясь к реальности и не зная альтернативных объяснений. Вот известный экономист, научный руководитель ГУ ВШЭ Е. Ясин на следующий день после аварии на СШГЭС заявил: «Саяно-Шушенская ГЭС была символом крупных проектов, которые осуществлялись в СССР. Мы не знаем истинных причин этой крупной техногенной катастрофы, почему произошел гидроудар. Но, я уверен, истинная причина – в безалаберности и наплевательском отношении к строительным стандартам» [160].

Вот такие «научные руководители» обучают элиту реформаторов. «Мы не знаем истинных причин… Но, я уверен, истинная причина – в…». Не знает, но уверен! Какой регресс…

Страшный по своим последствиям провал в рациональности произошел в отношении обеспечения энергией страны. Атака на почти уже выполненную Энергетическую программу велась объединенными силами ученых и деятелей культуры. Вот логика их аргументов: «Зачем увеличивать производство энергоресурсов, если мы затрачиваем две тонны топлива там, где в странах с высоким уровнем технологии обходятся одной тонной? Вся многолетняя действительность Минэнерго завела наше энергетическое хозяйство в тупик, нанесла огромный и непоправимый урон природе… Именно этот абсурдный принцип развития нашей энергетики заложен в Энергетической программе СССР и ныне осуществляется. Никто за все это не понес ответственности» [161, с. 8–9].

Миф о «двух тоннах вместо одной» – постыдный продукт нежелания узнать фактические данные. Энергетический баланс всех производств известен досконально, это обязательное знание технологов любого профиля. Главный потребитель топлива – производство электрической энергии. Но в РСФСР благодаря Единой энергетической системе удельный расход топлива на 1 кВт-час отпущенной электроэнергии был низким. Если в 1985 г. в РСФСР принять расход за единицу, то в США он будет равен 1,14, в Великобритании – 1,09, в ФРГ – 1,05 и в Японии – 1,04.

Другой крупный потребитель – транспорт. В среднем в мире транспорт потреблял 20 % от всей производимой энергии, в США – 28 %, а в СССР с его огромными расстояниями – только 13,4 % произведенной энергии. Если доктора наук подписывают «меморандумы» с такими многозначительными утверждениями, должны же они были посмотреть хотя бы учебники и справочники (см. [162]). Л.Л. Зусман писал в важной книге: «Большое преимущество имеет СССР перед США в относительном объеме погрузочно-разгрузочных работ. Средний коэффициент перегрузок в США в 1,8 раза выше, чем в СССР… В значительной мере это вызвано многократной перепродажей товаров посредниками, что приводит к переотправке грузов… В итоге объем погрузочно-разгрузочных работ на каждую тонну продукции в США почти вдвое больше, чем в СССР: 11 т в США, 6 т в СССР» [145, с. 370–371].

В рассуждениях обществоведов стали как будто необязательными элементарные знания. Полезно было бы сегодня в учебных целях поднять материалы хотя бы по двум большим психозам, созданным в общественном сознании в начале реформ, – нитратном и сероводородном. Тогда многие видные «деятели науки и культуры» сделали кучу нелепых, противоречащих и знанию, и логике, и здравому смыслу заявлений. Это – важный феномен нашей новейшей истории, нельзя его обходить вниманием.

«Литературная газета» писала: «Что будет, если, не дай бог, у черноморских берегов случится новое землетрясение? Вновь морские пожары? Или одна вспышка, один грандиозный факел? Сероводород горюч и ядовит… в небе окажутся сотни тысяч тонн серной кислоты». И читатели, а это в основном образованные люди, эту чушь принимали.

Максимальная концентрация сероводорода в воде Черного моря составляет 13 мг в литре, что в 1000 раз меньше, чем необходимо, чтобы он мог выделиться из воды в виде газа. В тысячу раз!

Группа океанологов смогла только в «Журнале Всесоюзного химического общества» изложить «сероводородную проблему» Черного моря и представить ее как симптом глубокого кризиса рациональности. Они писали: «Работая во взаимодействии с выдающимися зарубежными исследователями, восемь поколений отечественных ученых накопили огромные знания о сероводородной зоне Черного моря. И все эти знания, накопленные за столетие, оказались невостребованными, ненужными. В самое ответственное время они были подменены мифотворчеством.

Эта подмена – не просто очередное свидетельство кризиса в социальной сфере, к которой принадлежит наука. В силу ряда особенностей это, по нашему мнению, является ярким индикатором социальной катастрофы. Особенности заключаются в том, что на всех уровнях надежное количественное знание об очень конкретном, однозначно измеренном объекте, относительно которого в мировом научном сообществе нет разногласия по существу, подменено опасным по своим последствиям мифом. Это знание легко контролируется с помощью таких общедоступных измерительных средств, как канат и боцманский нос. Информацию о нем легко получить в течение десятка минут обычными информационными каналами или телефонным звонком в любой институт океанологического профиля АН СССР, Гидрометеослужбы или Министерства рыбного хозяйства. И если в отношении такого,