class="p1">Однако больше всего красноречия Нобиле тратил именно на обсуждение планов эвакуации. Радиограммы были многочисленны и пространны, поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что у передатчика на льдине в конце концов возникли проблемы с аккумуляторами. Да и эффект от таких посланий был противоположным ожидаемому.

Накануне шведские самолеты сбросили лаконичное сообщение, записанное на бурой упаковочной бумаге одного из ящиков с провиантом: «От восточного отряда шведской экспедиции. Не могли бы вы найти площадку для посадки самолета на лыжах (минимум 250 м) и обозначить ее красными парашютами в форме буквы „т“ с подветренной стороны?» {104}

К счастью, во время одной из многочисленных разведочных вылазок на ближайшие льдины Трояни и Вильери действительно обнаружили ровный, укрытый снегом участок почти без острых выступов и полыней. Он располагался примерно в 150 м от лагеря. Нобиле попытался сообщить об этом шведам. Не в силах удержаться от многочисленных выражений благодарности за сброшенный провиант в начале и конце послания, он также указал, что из-за таяния льдов в дневное время посадку лучше совершать ночью. Но ответа не последовало. Выжившие снова стали терять присутствие духа. Получили ли шведы их сообщение о месте посадки? Когда теперь они вернутся?

Настал вечер 23 июня, впереди была самая светлая ночь в году. С северо-запада дул легкий бриз, теребя брезент палатки. Время для радиосвязи с «Читта ди Милано» подошло и истекло без какого-либо контакта с внешним миром. В палатке перестали уже даже жаловаться и строить предположения. Лишь иногда кто-нибудь нарушал тишину, интересуясь показаниями барометра. В течение дня давление медленно и неуклонно падало. Приближалась буря. На этот раз даже у Нобиле иссяк запас утешительных и ободряющих слов. Он размышлял о том, что они будут делать, если льды в месте посадки расколются и приземление шведского самолета станет невозможным.

И тут они услышали гул самолетных моторов. Тихий рокот перерос в оглушительный, мерный рев пропеллеров. Первыми из палатки выскочили Вильери и Бьяджи, за ними последовали Бегоунек и Нобиле. Сквозь входное отверстие на лед выполз, опираясь на руки, и Чечони. Нобиле выкрикивал, чтобы зажгли дымовые сигналы и шли — нет, бежали! — к месту посадки. Но это проще было сказать, чем сделать. Однако самолеты их заметили. «Ганза» крутыми виражами кружила над лагерем, «Фоккер» приготовился к приземлению.

Пилот начал заходить на посадку на обозначенном ледяном поле. Долгожданный, фантастический миг настал — Нобиле и остальные едва верили собственным глазам. Однако аэроплан приземлился, подпрыгивая на кочках, затормозил, ревя мощным мотором «Роллс-Ройс», проехал чуть дальше, повернул и остановился. Двигатель по-прежнему тихо гудел на холостом ходу. Лундборг не решился заглушить его полностью и оставил Шиберга сидеть в кабине на случай, если льдина начнет ломаться.

Прошло почти 20 минут, прежде чем Эйнар Лундборг наконец-то высунулся из кабины и спрыгнул на лед в своей коричневой пилотной форме. Он подошел прямо к Нобиле, салютовал по-армейски и обратился к нему на английском: «Я шведский пилот Эйнар Лундборг, и я прибыл спасти вас всех. Место для посадки выбрано отлично. Я могу взлететь и приземлиться несколько раз за эту ночь. Первым с нами летите вы» {105}.

О том, что было после, рассказывают разное. Но все единогласно сообщают, что Нобиле отказывался эвакуироваться первым. Он составил список того, в какой последовательности члены команды должны быть спасены. Первым в этом списке значился Чечони, который, по общему мнению, пострадал сильнее прочих. Со сломанными ногами, неумело прибинтованными к шинам, он не мог сильно отдалиться от палатки без посторонней помощи. Если бы выжившим пришлось самостоятельно добираться до суши, он стал бы для них серьезной обузой. Номером два Нобиле вписал чешского исследователя Бегоунека, высокого и грузного, и к тому же настолько близорукого, что это серьезно затрудняло ему любое перемещение. Затем шел больной Трояни. Последним в списке значился Бьяджи с передатчиком, а предпоследним — Вильери, обладавший, несомненно, лучшими навыками ориентирования. Но куда в этом списке Нобиле поместил себя самого?

Начальник экспедиции предстал перед Лундборгом в довольно жалком виде, поддерживаемый под руки Вильери и Бегоунеком. Тем не менее он попытался оспорить решение пилота. Выжившие обступили шведа, все, за исключением лежавшего в палатке Трояни. Чечони уселся по своему обыкновению на кучу мусора и негодного оборудования, вытянув ноги. Нобиле сообщил Лундборгу о своем списке. О том, что Чечони нужно забрать первым {106}.

Но шведский летчик был неумолим. И речи быть не могло о том, чтобы взять Чечони на борт в этот раз. В самолете уже сидело двое мужчин, и у них с собой было оборудование и дополнительное топливо. Перегруженный «Фоккер» просто не смог бы взлететь со столь небольшой площадки. А Чечони был тяжелым, высоким мужчиной. Он просто-напросто слишком много весил. К тому же начальник шведской экспедиции, капитан Торнберг, уже отдал приказ забрать Нобиле первым {107}. Нобиле хотели видеть на борту «Квеста», чтобы поручить ему ведение дальнейших поисков группы Мальмгрена, а также в расчете на помощь с локализацией группы, унесенной с дирижаблем.

Нобиле не знал, как поступить. Он обратился к товарищам. Что думали об этом Бегоунек, Вильери и, особенно важно, Чечони? Разумеется, все как один больше всего на свете жаждали спастись со льдины. Но, как ни удивительно, пробыв там слишком долго, четыре недели после крушения «Италии», они верили, что смогут продержаться еще пару дней. К тому же приземление маленького самолета само по себе стало для них радостным событием. Они надеялись, что их всех скоро заберут. Поэтому все ответили Нобиле согласием. Пусть летит с Лундборгом и возьмет на себя руководство поисковой операцией с «Читта ди Милано». Выжившим казалось почему-то, что координация поисков с экспедиционного судна оставляет желать лучшего.

Единственное, что Нобиле захватил с собой из их маленького лагеря на льдине, было фото дочери Марии и два радиожурнала. С помощью журналов он думал доказать капитану Романье Манойе, какой ужасной была радиосвязь с «Читта ди Милано» и как мало было сделано для их спасения.

Не задумываясь о том, как мир истолкует моральную сторону этого действия, Нобиле также забрал с собой свою собачку Титину и позволил Бегоунеку и Бьяджи помочь ему преодолеть те немногие 200 м, что отделяли лагерь от посадочной полосы. На то, чтобы достигнуть самолета, у них ушло три четверти часа. В одном месте Нобиле пришлось сажать на небольшую льдину и переправлять через полынью.

Дожидаясь Нобиле, Лундборг совсем потерял терпение и так разнервничался, что подбежал к самолету и послал Шиберга на помощь генералу. А сам тем временем запустил процедуру