Он не хотел тратить время на бесполезные маневры, но не говорил об этом прямо. Начальство итальянской экспедиции также предложило «Красину» взять из Ню-Олесунна охотника Вальдемара Крэмера в качестве проводника, на что последовал еще один вежливый отказ. Однако поток итальянских предложений, удачных и не очень, не иссякал: «Мы не поняли нужен или не нужен вам лоцман» {115}.

Самойлович был неколебим: «Что касается лоцмана, то он был нам абсолютно не нужен. Среди нас было немало людей, знакомых с полярным льдом. Не подлежало сомнению, что в Норвегии имелись выдающиеся ледовые лоцманы, но ни один из них не был знаком с работой ледокола хотя бы потому, что у Норвегии не имелось ледоколов, между тем как на „Красине“ весь командный состав из моряков, много лет работавших именно на ледокольных пароходах» {116}. Когда «Красин» оставил позади вход в бухту Вирго, снова полились радиограммы: «Но вы не заходите сюда мы ждем вас в заливе Вирго» {117}.

Самойлович отвечал, что имеет приказ идти как можно быстрее к мысу Ли-Смит на северо-восточной оконечности архипелага и в данный момент находится на 80° с. ш. и 13° в. д.

Капитан Романья Манойя не сдавался: «RKK Самойловичу Генерал Нобиле хотел бы перейти на ваш корабль для дачи указаний» {118}.

Русский профессор отвечал с убийственным сарказмом: «Приветствуем намерение генерала Нобиле… Нельзя ли Читта ди Милано подойти к нам» {119}.

Итальянское кабельное судно подойти к ним, разумеется, не могло. Оно ведь было рассчитано на работу в Средиземном море, а не на борьбу со льдами. И в бухту Вирго итальянцы рискнули зайти только потому, что лед там был разреженным, изъеденным морской водой и хрупким. А против плотного многолетнего льда, плававшего к северу от Шпицбергена, у них не было никаких шансов.

Возле северо-западной оконечности острова Шпицберген, к северу от острова Амстердам, «Красин» вошел в полосу сплоченного льда, и его скорость заметно упала. Даже от такого титана, как «Красин», чья мощность равнялась 10 000 лошадиных сил, преодоление местного многолетнего льда требовало предельного напряжения всех сил. На борта ледокола напирал голубой лед толщиной в несколько метров. Торосные гряды высотой с дом невозможно было форсировать. Протиснувшись через лабиринт узких трещин, «Красин» за несколько дней достиг мыса Нордкап. Вдали виднелся силуэт другого судна. Им оказалась «Браганца», застрявшая среди тех же ледовых полей.

Вскоре после того, как красинцы заметили другой корабль, Самойловичу пришла радиограмма от Рисер-Ларсена, который все еще находился на борту норвежской промысловой шхуны: «Мы находимся к юго-востоку от вас и к востоку от Нордкапа тчк Чистая вода между нами и Нордкапом и отсюда до Кап Платена тонкий лед легко проходимый для вас тчк Желаем удачи» {120}.

Руководящий состав «Красина» — капитан Эгги, профессор Самойлович и его заместитель и комиссар экспедиции Пауль Орас — ясно осознавал, что судьба пятерых обитателей льдины зависит от того, успеет ли к ним вовремя прийти ледокол. К тому же политическая миссия ледокола состояла в том, чтобы продемонстрировать всему миру, что мускульная сила Советского Союза позволяет ему дотянуться до любой точки Северного Ледовитого океана. Не обращая внимания на стремительно тающие запасы угля, ледокол с боем медленно продвигался на восток.

Шведская экспедиция в поисках группы Мальмгрена и «Латама» продолжала совершать вылеты со своей базы в Мурчисон-фьорде. После того как Шиберг вернул на базу Лундборга, шведы отказались от плана приземления на льдину, хотя вслух об этом не говорили. Норвежцы на борту «Браганцы» готовились оставить этот район и присоединиться к франко-норвежской экспедиции, получавшей приказы со «Страсбурга». Обе норвежские «Ганзы» уже убрали в грузовой отсек. Итальянские самолеты дальнего радиуса действия по-прежнему совершали вылеты из бухты Вирго, где оставался «Читта ди Милано», но приземляться рядом с палаткой не планировали. Второй русский ледокол, «Малыгин», пробивавшийся к ледовому лагерю с востока, намертво застрял во льдах к югу от острова Большой.

И у «Красина», и у «Малыгина» имелись на борту самолеты и летные группы. В грузовом отсеке «Красина» ждал своего часа «Юнкерс G23» («Красный медведь»), а на палубе «Малыгина» стоял «Юнкерс F.13» с опознавательными знаками RR-DAS, оба на поплавках. Летчик Михаил Бабушкин уже неделю вел воздушную разведку в районе к западу от острова Надежды, но так и не обнаружил там следов человеческого присутствия. Правда, при таком расположении базы радиус действия «Юнкерса» не позволял долететь до самого острова Фойн. По плану предполагалось заложить топливный склад на Земле Короля Карла. Поплавки «Юнкерса» снизу были плоскими, чтобы корабль мог садиться и на ровные участки суши, и на лед, и на воду, — эта особенность имела большое значение для главного этапа спасательной операции — эвакуации итальянцев со льдины.

Через два дня, когда «Малыгин» в поисках лучшего пути на север вернулся к Земле Франца-Иосифа, Бабушкин осуществил еще один вылет, на этот раз с механиком Грошевым и кинооператором Валлентеем. Они приземлились на острове возле мыса Алтман и заложили в склад 5 т топлива. Пока они там находились, самолетом заинтересовалось сразу несколько белых медведей. Тянуть с вылетом было нельзя, но поплавки накрепко примерзли ко льду. Пилотам все-таки удалось вовремя их освободить, но взлетели они буквально в последний момент. На обратном пути к кораблю они попали в густой туман и вынуждены были совершить аварийную посадку на морской лед. Через сутки туман достаточно рассеялся, чтобы можно было взлететь, и на этот раз самолет благополучно приземлился возле ледокола.

Если посчитать все самолеты, которые успешно взлетали и садились, а если и пропадали, то потом целые и невредимые возвращались на базу, то может показаться, что, действуя в Арктике, ни летчики, ни тем более корабли ничем не рисковали. Однако на деле все обстояло не так. Всего за одну неделю, пришедшуюся на конец июня — начало июля, «Браганца» в попытке освободиться ото льда сломала лебедку, а «Красин» повредил гребной винт левого двигателя и потому не мог идти полным ходом. «Малыгин» в это время беспомощно дрейфовал, увязнув в многолетнем льду и ежесекундно рискуя быть им раздавленным. Бабушкин предпринял еще один вылет и снова не вернулся в расчетное время. На третьи сутки после его пропажи начальник экспедиции Владимир Визе дал радиограмму на «Красин» Самойловичу, прося в случае необходимости оказать помощь летчику {121}.

Однако положение самого «Красина» оставляло желать лучшего. К востоку от мыса Платен корабль встретил непроходимый многолетний лед большой сплоченности. Могучие двигатели заглушили. Руководящий состав совещался, решая, как выходить из трудного положения, вызванного поломкой винта. Не ревели двигатели, не трещал ломающийся лед, не стучали,