Он раздраженно оттолкнул от себя бумаги и вышел на кухню зановой порцией коньяка.

На столе лежали нетронутые пакеты. Она ничего не взяла. Онпосмотрел на пакеты и вернулся в гостиную.

— Марта, — громко позвал он.

Она не ответила.

— Марта, — снова позвал он ее.

В спальной, где спал Марк, ее не было. Во второй спальнойтоже. Он заглянул в свой кабинет. Никого. В большую гостиную, в библиотеку,наконец, в свою спальную. Куда она подевалась? — рассерженно подумал Кемаль,выходя на балкон.

Марта стояла босиком на холодном полу. Мокрые волосыпо-прежнему были не просушены феном.

— Сумасшедшая! — закричал Кемаль, — получишь воспалениелегких.

Марта повернулась и не сказав ему ни слова, вернулась вгостиную. Он побежал на кухню, плеснул большую порцию коньяка и, вернувшись,поставил стакан на столик рядом с ней.

— Выпей, иначе можешь простудиться, а еще лучше таблеткуаспирина. И иди спать, Марта. Это была просто моя знакомая. Я звонил совсем вдругой город. В Луизиану. Это очень далеко.

В этот момент зазвонил телефон. Оба вздрогнули. Марта былаближе и поэтому он не шевелился. Раздался второй звонок, третий.

— Сними трубку, — попросил он.

Она протянула руку и сняла трубку.

— Да, — напряженным голосом произнесла она, — да этоквартира Кемаля Делана. Это его, — она чуть поколебалась, — это его жена. Ондома.

Она передала трубку:

— Это тебя.

Он взял трубку и услышал долгожданный пароль новогосвязного:

— Я прилетел из Колорадо только сегодня утром. Когда мыможем с вами встретиться, мистер Кемаль Аслан?

В этот день он выехал из дома пораньше. Звонила Кэтрин, скоторой он встречался последние два года и он обещал заехать за ней. Вчеравечером, возвращаясь из Хьюстона, Кэтрин довольно неудачно повернула направо утого проклятого моста и врезалась в заграждение. С ней ничего серьезного неслучилось, но машина пострадала довольно сильно. Кэтрин должна была заехатьутром к сестре и взять ее машину. Она работал в Хьюстоне и ей каждый день нужнобыло ездить туда и обратно из Бейтауна. Усевшись в свой «ситроен», Том открылдистанционным пультом ворота своего гаража и выехал на улицу.

Он жил в этом доме вот уже восемь лет, с тех пор как былпослан в качестве связного агенту «Юджину». За столько лет он ни разу неспросил «Юджина», как его настоящие фамилия и имя, догадываясь, что тотнеспроста носил имя Кемаля Аслана, «Юджин» мог быть и турком, и болгарином, ипредставителем любой национальности, населяющей Советский Союз. Он не имелправа на такие вопросы и он их не задавал. Кемаль Аслан мог быть и настоящимКемалем Асланом, завербованным советской разведкой. Он не должен был знать егопрошлого.

В свою очередь, и «Юджин» за столько лет привык к своему«агенту Тому». Кемаль не знал, что предыдущим «агентом Томом», записанным так вдокументах ПГУ КГБ был сам легендарный Ким Филби. Он не знал и не имел праваэтого знать. Собственно, вся работа в разведке строится на разного рода«предохранителях», помогающих отключать отдельные цепи без общего ущерба длявсей системы. Они работали вместе столько лет, доверяли друг другу и нерассказывали о себе ничего. Том Лоренсберг был Эдуардом Майером, российским немцем,выросшим в Казахстане и ставшим профессиональным сотрудником советскойразведки.

Его планировали использовать не более двух-трех лет. Уезжаяв свою «длительную зарубежную командировку», он оставил молодую жену ипятилетнюю дочь, пообещав скоро вернуться. «Возвращение домой» растянулось надолгих восемь лет. За это время ему трижды продлевали срок командировки, дваждыприсваивали очередное воинское звание. И четыре раза разрешали поговорить сИриной. Всего четыре недолгих разговора за восемь последних лет. Она выезжалапо профсоюзной путевке в одну из социалистических стран, а он перелетал вКанаду или Мексику и звонил в Прагу, Берлин и Варшаву. В четвертый раз ейразрешили выехать в Хельсинки, куда он и позвонил. Он не знал, что послеразговора с ним она проплакала всю ночь и утром уже улетела из страны, так и неувидев ни «капиталистической» Финляндии, ни неизвестного ей города Хельсинки.Их разговоры получались короткими, каким-то рваными, путаными. Каждый раз,укоряя себя, он обещал выстроить к следующему разу схему разговора, подробнеерасспросить о дочери, рассказать, как он скучает без нее. Но каждый раз,подсознательно помня, что их прослушивают, он снова и снова путался, лепеталчто-то не очень связное, молчал и слышал в ответ одиночные всхлипывания жены,давно догадавшейся, чем именно занимается ее муж.

Сейчас, сидя за рулем машины, и направляясь к дому Кэтрин,он вспоминал Ирину. Их последний разговор получился каким-то особенно жалким,словно с годами рвалась старая пленка воспоминаний, а новую они так и не сумелиналадить. Он сжимал зубы и тихо напевал какую-то неизвестную немецкую мелодию,запомнившуюся с детства, когда ее очень тихо напевала бабушка, опасавшаяся, чтоуслышат, как она поет на немецком. Они жили тогда на отдаленной станции, названиекоторой он уже не помнил. Он только помнил, как больно били его в школе,узнавая, что он немец. У многих ребят, его сверстников, отцы погибли во времявойны и его ненавидели отчаянно и страшно, как только могут ненавидеть вмальчишеской среде. Они видели в нем ту тупую и злую силу, которая отняла у нихотцов. И его били за это, мстя за свое безотцовское детство, за слезы своихматерей, за своих, так и не вернувшихся с войны, отцов.

Он дрался все время, сколько помнил себя в первых классахшколы. А потом их семью перевели в отдаленный колхоз имени товарища Кагановича,где жили семьи репрессированных комиссаров и сотрудников НКВД. Только там егоперестали бить. Правда, сначала и здесь привычная мальчишеская ненависть «кфрицам» всколыхнула весь класс, но когда ребята узнали, что его отец былрасстрелян в сороковом году, во время столь явных неудач Красной Армии вфинской кампании, они стали относиться к нему гораздо лучше, у него, наконец,стали появляться товарищи. Потом была армия, направление на учебу в высшуюШколу КГБ. И работа, ради которой он уже восемь лет находился в этомзахолустном Бейтауне, работая частным детективом. Нужно отдать ему должное, наэтой работе он также отличился, и даже дважды нашел украденные ящики из-подапельсинов и золотое кольцо миссис Давенпорт.

Он подъехал к дому Кэтрин и увидел, как она нетерпеливопоглядывает на часы. Он мягко затормозил рядом с ней.

— Привет! — сказала она усаживаясь на сиденье рядом с ним ицелуя его в щеку. — Разве я опоздал? — спросил он, посмотрев на часы.

— Минута в минуту, — восхищенно сказала она, — у тебя всегдафеноменальная точность. По тебе можно сверять часы. Помнишь, где живет моясестра?