мне западло с ним базарить. Я просто ждал, чтобы расставить все точки.

– Красиво поешь…

– На, посмотри!

Он достал из кармана бумаги.

Мне сперва показалось, что Рамис вытащил конверт с фотографиями, и я мысленно чертыхнулся: если он предъявит очередную фотосессию компромата, это будет уже перебор. Слишком много в последнее время я рассматривал разных карточек, которые кого-то в чем-то уличали. Кого в этот раз?

Но оказалось, что никакими карточками и не пахнет. Татарин держал в руке листы обычной бумаги с компьютерными распечатками и напрягал мозги, как их мне передать для ознакомления. Подойти и отдать из рук в руки он опасался. Я бы на его месте положил бумаги на пол и отступил на безопасное расстояние, но он сделал по-своему. Просто скомкал их до размеров теннисного мячика и бросил:

– Держи!

Я поймал. Развернул. Сковырнул с уголка скрепку, разгладил. Ну и что это за хрень?

Оказалось, это именно то, чего я так долго добивался от Цыганкова. Распечатка звонков с «эмтээсовской» трубки девушки-«лошади».

– У Цыгана забрал? – спросил я, водя взглядом по строчкам; звонков оказалось неожиданно много.

– Сам раздобыл!

Внизу каждого листа была напечатана дата: пять дней назад.

Некоторые звонки, как исходящие, так и входящие, были криво подчеркнуты красной пастой. И везде фигурировал один и тот же, незнакомый мне, номер. «Лошадь» трепалась с ним и по двадцать секунд, и по четверти часа. Наибольшая активность проявилась в те дни, когда удерживали Артема. И всякий раз после звонка мне «лошадь» срочно отзванивалась на этот номер, тоже принадлежащий сети МТС.

На двух последних листах были сведения о регистрации телефонов. Те, что касались номера, которым пользовалась «лошадка», я уже видел. А вот те, которые относились к ее постоянному собеседнику, заставили меня крепче сжать зубы.

Телефон был зарегистрирован на Глеба, и произошло это за десять дней до того, как украли Артема.

– А теперь посмотри это! – Рамис бросил мне еще один бумажный шарик.

Это была еще одна распечатка звонков, теперь уже с глебовского «эмтээса». Трубкой пользовались не часто, хватило одного листа, чтобы поместились все сведения. Большинство номеров мне были знакомы. Офис, Цыган, «лошадь», домашний самого Глеба… За исключением «лошадиных», все остальные разговоры были короткими: пять секунд, десять, и только в одном случае – полминуты.

Что же, теперь понятно, почему Цыганков так тянул с этими документами!

Впрочем, ничего не понятно. Он мог состряпать на компьютере любую подделку, и я бы ее проглотил. Если б он заверил меня, что с «лошадиного» телефона никому, кроме как мне, не звонили, разве б я стал сомневаться? Наоборот, посчитал бы это совершенно логичным!

– Что еще?

– Этого мало? – Рамис, кажется, удивился.

– Не много. Что тебе Глеб рассказал?

– Он признался.

– Давай послушаем запись.

– У меня ее с собой нет.

– Что так?

Рамис пожал плечами:

– Если мы с тобой договоримся, пленка никуда не убежит.

– Ладно, хорошо, давай договариваться. Я тебя слушаю! Что он сказал?

– Говорю же, он признался во всем. Они с Цыганом все это задумали. Решили, что смогут управлять делами без тебя. И без Мишки. С Мишки и начали. А тебя сперва решили подоить. И перессорить с нами со всеми. Чтобы было легче потом фирму перевести под себя. А скоро должны были и нас с тобой грохнуть. У них уже все было готово.

– Что же не грохнули? Ладно – меня, я главный, меня в последнюю очередь надо мочить. А тебя-то кто пожалел?

– Никто меня не жалел! – Татарин ощерился. – Просто я этих сук ментовских опередил!

– Надо же, какой ты стремительный! Получается, ты мне жизнь спас?

Татарин выпятил небритый подбородок. Зная его повадки, это можно было расценить так: из скромности промолчу, но всем все понятно.

– Зачем ты Глеба прикончил?

– Он не оставил мне выбора.

– Плюнул в лицо?

– Пытался сбежать.

– Отсюда? Прикованный к стенке?

– Мы с ним не здесь разбирались.

Я медленно достал сигареты и прикурил от тяжелой бензиновой зажигалки. Незаметно примерился: если захерачить ей Татарину в лоб, то у меня появится шанс оказаться рядом с ним прежде, чем он выхватит пистолет. А уж в рукопашке я его одолею, можно не сомневаться. Все-таки Рамис больше налегал на тренажеры и анаболики, чем изучал боевые искусства.

– Значит, он пытался бежать…

Я вспомнил, как мы с Цыганковым стояли около «нексии». Свой плащ Лев Валентиныч перебросил через левую руку, а в правой держал резиновые перчатки, в которых осматривал труп:

– Картина примерно ясна… На щиколотках и запястьях следы клея – значит, его связывали скотчем. В вене след от инъекции – сыворотку правды кололи. А потом, когда стал не нужен, завернули куртку на голову, наклонили и пристрелили. Хватило бы одного выстрела, в сердце, но решили поиздеваться. Козлы!

– Врешь ты все, Татарин!

– Я?!

– Ну не я же! Все не так было. Ни в чем тебе Глеб не признался. Ни в чем! И грохнул ты его просто со злости, когда понял, какого косяка упорол. Ты ведь его химией накачал, так что, если бы было, в чем покаяться, – он бы все рассказал. И бежать он после этого вряд ли мог, тем более, со связанными ногами. Так что ничего у тебя, кроме этих бумажек, нет. Можешь ими свою жопу небритую подтереть! – я бросил на пол изжеванные распечатки звонков.

Лицо Татарина налилось кровью.

– А этого мало? Ты один только не видишь, что эти суки цветные нас под монастырь подвели! Пацаны на тебя давно стали коситься: не по понятиям живешь, совсем в барыгу превратился! Ментов вокруг тебя больше, чем нормальных ребят.

– Да пошел ты! Ты кого считаешь нормальным, себя?

– А хотя бы! – подбородок Татарина еще больше вылез вперед.

– Хотелось бы знать почему.

– Да потому, что я своих в жизни не предавал. И не метался между братвой и ментами. Кем родился, тем и подохну…

– Ты крыса, Рамис. Таким, как ты, место в крысином углу у параши. Обидно, что я этого раньше не понял. И как ты мне мог человеком казаться? Знаешь, как дело было? Ты всегда Цыгану завидовал. Считал, что должен занимать его место. Если б мог, ты бы Цыгана давно зафигачил. Но ты просто боялся. А еще ты понимал, что тебе его место в жизни не светит. Если тебя на это место поставить, ты всю работу просрешь. Что, не так? Потому что только и умеешь, что понты дешевые гнать, да крысятничать. Сколько ты из фирмы утянул? И ладно, если б ты эти деньги на