взгляд, я теряю всякое самообладание и начинаю реветь. Доктор Блэкрик кладет руку мне на спину и пытается помочь выровнять дыхание. Но тут я бросаю взгляд на свой кулак, весь побелевший от того, как крепко я его сжала, и понимаю, что до сих пор держу в нем колокольчик.

Я срываюсь с места и проношусь мимо отчима, а он кричит мне вслед:

— Эсси! Подожди!

Но я не останавливаюсь и не сбавляю скорости, ни когда сбегаю по лестнице, ни когда хватаю пальто, ни когда влетаю в холл и вижу фрейлейн Гретхен, которая с расстроенным видом выходит из гостиной и восклицает:

— Эсси! Где ты была? Куда ты?

Я сворачиваю к черному ходу и продолжаю мчаться: через сад, мимо дерева, вниз к берегу. Я вбегаю в реку по колено. И так резко останавливаюсь, почувствовав ледяную воду, что чуть не падаю плашмя в волны. Сжав в правом кулаке колокольчик, я замахиваюсь. Стискиваю зубы. Мысленно я вижу, как его уносит течением. Он плывет мимо Бронкса, мимо домов, мимо моей школы и церкви, мимо здания библиотеки — мимо всего, что было в прошлом. Люди в небоскребах увидят, как он плывет. Я заброшу этот колокольчик так далеко, что он долетит до Гарлема или даже до Гудзона. И он опустится на дно загрязненных устричных отмелей и будет покоиться среди китовых костей и сверкающих гор шлифованных стеклышек.

Я долго стою в воде и собираюсь с духом перед броском. Но в конце концов рука устает и безвольно повисает. Я разворачиваюсь и бреду к берегу, всхлипывая, и бухаюсь на колени.

Доктор Блэкрик пришел за мной.

— Всё хорошо, — говорит он. — Всё хорошо.

Он укутывает меня покрывалом и помогает вытереться. Ведет к дому. В голом саду я сажусь на скамейку, отчим тоже садится рядом, он молчит.

— Я думала, я больше не Angsthäschen, но ошиблась. — Хоть я успокоилась, мой голос звучит очень тихо. — Беатрис умирает, а я боюсь даже встретиться с мамой в больнице.

— Я не говорил, что она умирает, — говорит отчим. — Твоя подруга о тебе справлялась — значит, силы есть, она не в тяжелом состоянии.

— С папой было так же. — Голос у меня звенит. — Мы думали, он несерьезно болен. Даже врач так говорил. А потом он умер в одну ночь.

Доктор Блэкрик смотрит на меня, и я думаю, что вот сейчас он скажет, что я глупая. Скажет то, что все обычно говорят: «Всё в порядке. Не переживай. Ты слишком бурно реагируешь».

Но вместо этого он отвечает со всей серьезностью:

— Я понимаю, почему ты боишься. Всё может измениться к худшему в одночасье. Ты права. Болезни быстро распространяются. Цунами разрушают великие города. Случаются пожары, которые не удается потушить. Даже в самый чудесный день люди умирают.

Я смотрю на отчима в полном недоумении. Он неправильно себя ведет. Он должен показать, что сердится на меня.

— Вы не это должны говорить, — шепчу я и почему-то снова чувствую подступающие к глазам слезы. — Вы должны говорить мне, что я веду себя как маленькая, что это ребячество!

У доктора Блэкрика округляются глаза.

— В твоих переживаниях нет никакого ребячества — ни тогда, ни сейчас. Твоя подруга заболела. А до этого болезнь унесла жизнь твоего отца. Ты напугана и встревожена.

Я прихожу в еще большее замешательство.

— Но… но мама всегда просто говорит мне не бояться.

— Твоя мама так говорит, потому что не хочет, чтобы ты страдала. И, быть может, иногда тебе требуется именно такое утешение. Но мне кажется, сейчас тебе нужно нечто другое. Тебе нужно услышать, что взрослые тоже испытывают такие чувства. Просто некоторые лучше умеют их скрывать. У нас больше опыта, только и всего. — Он многозначительно смотрит на меня. — И зачем мне врать тебе, если правда куда утешительнее?

— Ничего себе «утешение» — Беатрис в больнице!

— А почему нет? — спрашивает доктор Блэкрик. — О ней заботятся те, кто разбирается в медицине.

— Это неважно. — Когда я продолжаю говорить, слова обрываются, будто я сама разваливаюсь на части. — Ее семья не делала прививки от оспы. Они думали, это опасно.

И я их понимаю. Поначалу я тоже боялась. Но мама объяснила важность прививок — благодаря им люди не заболевают страшными болезнями. К сожалению, семья Мёрфи ей не поверила.

— Беатрис может умереть, — говорю я.

Отчим поджимает губы.

— Может. А может, и нет. Я верю в науку и факты, Эсси. Доверяю экспертам и стараюсь не беспокоиться без причины. Перед цунами сначала бывает землетрясение. При пожаре сперва появляется запах дыма. Как только врачи узнают, каким видом оспы заболела твоя подруга и насколько прогрессировала болезнь, мы поймем, стоит беспокоиться или нет. А до тех пор от переживаний никакой пользы. — Он тепло улыбается. — Прошу тебя, доверься мне.

Я не улыбаюсь в ответ, и доктор Блэкрик вздыхает.

— Видимо, в этом и загвоздка. Мы не доверяем друг другу. — Он качает головой и отводит взгляд. — С самого твоего приезда сюда мы оба держали друг друга на расстоянии. И не говорили начистоту о своих чувствах и о прошлом.

Я недовольно насупливаюсь.

— Мне не о чем говорить начистоту.

— А как же твои кошмары? Если бы ты рассказала, что тебя преследует…

— Я не могу, — быстро отвечаю я и чувствую, как начинает колотиться сердце. Я до боли в кулаке сжимаю колокольчик. — Я не могу произнести это вслух.

Однако через несколько вдохов сковавшее меня напряжение спадает. Отчим выглядит искренним, и его слова звучат искренне.

— Возможно, я смогу рассказать о других вещах. Если вы считаете, что мне это поможет. — Я пристально смотрю на него. — Но вы тоже должны быть со мной честны. Насчет всего.

Доктор Блэкрик кивает с серьезным видом.

— Хорошо, договорились. Приступай, пожалуйста.

Я удивляюсь.

— К чему?

— К вопросам. Я знаю, у тебя их много накопилось. Я отвечу на них честно. Пусть бы мне и не хотелось, чтобы ты это знала.

Какое-то время я не знаю, что ответить. Я приложила столько усилий, чтобы разгадать его тайны, чтобы найти доказательства его деяний, а он вот так запросто раскрывает передо мной все карты. И мне нужно всего лишь спросить. Неужели всё с самого начала было так легко? От переизбытка чувств мне кажется, что у меня навсегда пропал дар речи, но тут ни с того ни с сего вопросы начинают сыпаться градом.

— Какие опыты вы проводите в той жуткой лаборатории? И почему медсестры и другой персонал так часто уезжают из Риверсайда? — Я хмурюсь. — Чей череп я нашла? Зачем вы