— Тогда зачем ты это делала?

— Мне нравилось смотреть на них мертвых.

— И это ненормально, Клавочка, — Арсений взял ее руку в свою. Неприятное прикосновение. Холодное и шершавое. Петровская выдернула ладонь и сунула ее в карман. — Когда Лариса отправилась в «Черную дыру», я изучил ее дело еще раз. Оно было шито белыми нитками. Но я так хотел ее засадить. Тем более после того, как она проломила мне череп.

— Ее арестовали не менты, а ты. Она сопротивлялась.

— Да. Дралась, как тигрица. Кричала, что невиновна, и проклинала меня. Был у Лары на меня зуб. Подкатывала она ко мне, как и ко многим твоим ухажерам, да я отказал ей во внимании.

— Она ненавидела тебя. Люто. Предполагаю, что сохранила это чувство, пронеся его сквозь время. Так что готовься. Если Казачиха выйдет, она тебя отправит к праотцам.

— А тебя? Ты ее сдала. Ты на нее наговорила ментам. Сколько выдумала всего? Я читал протоколы… Ты не просто свои грехи на нее перекидывала, ты еще и выдумывала их. Ваша домоправительница, она же любовница Андрея Геннадьевича, что сменила Риту, как ты сказала, была убита Ларисой. Якобы она ненавидела ее и ревновала… Но были свидетели ее смерти. Риту засосало в воронку. И ей никто не смог помочь. Я это знаю, потому что тогда держал руку на пульсе.

— Не знаю, что Лариса сделает со мной. Но точно не убьет. Попробует заставить меня ответить за все грехи, да только срок давно истек… А за последние тридцать лет я и мухи не обидела.

— Тебя могут разорвать.

— Кто?

— Люди.

— Какие еще люди…

— Едва история Казачихи станет достоянием общественности, так на тебя начнется охота. Про суд Линча слышала? Конечно, да. Мы же проходили это в школе. Казнь без суда и следствия человека, подозреваемого в преступлении.

— Не те времена, — отмахнулась Клавдия.

— Увы и ах. Потому что сейчас умами обывателей заправляют средства массовой информации. А история Казачихи тянет на сенсацию. Думаешь, почему я обнулил счет своей жены и вбухал все деньги в строительные работы? Нам нужно замести следы. Больше тебе, но и мне тоже. Это тебе нечего терять, ты одна, а у меня дочка… Я должен остаться чистым после всего дерьма, в которое сам себя макнул, пусть и с твоей подачи.

— Я ни к чему тебя не склоняла.

— Ты манипулировала мной. И я бы сказал, что не понимаю, как тебе это удавалось, если бы до сих пор не находился под твоим гипнозом. Не понимаю, что в тебе такого… Честно! Да, интересная, фигуристая, до сих пор привлекательная, но не волшебная. Нет у тебя магической пыли, которую можно сдуть на лицо того, кого хочешь околдовать, и он твой с потрохами. Баба, как баба. Но я до сих пор твой раб. Честно скажу, когда ты позвонила после стольких лет, я побежал на свидание с мыслью о том, что пришел мой час. Ты поняла, как была не права, когда меня не замечала…

— Сеня, обернись, — прервала его Клава.

— Чего?

— Бомж, которому я сотку дала, сюда направляется.

— И хрен с ним. Будет бузить, получит по тыкве.

— Я подойду к нему. Мелочи у меня нет больше. Порадую его тысячей.

— Не купишь ты его молчание и десяткой тысяч. Как только нагрянут журналисты или просто любопытствующие, сольет любую информацию за минимальное вознаграждение.

— Это я понимаю. — Клава поднялась с бревна. — Но на кладбище я даю смотрителю деньги. А этот Федя, считай, его коллега.

— Он не ухаживал за могилой. Просто обитал там, где погиб твой сын.

— Мне этого достаточно.

Клавдия направилась к бомжу. Тысячную купюру держала в руке, чтоб он видел. А то бросится еще. Физических увечий она не боялась. Клава справилась бы и с мужчиной, превосходящим Федю в размерах. Но боялась запачкаться.

— Это тебе, — сказала Клава, протянув ему деньги. — Спасибо, что ты присматривал за местом.

— Я был домовым, — сказал Федя.

— Жаль, что тебе пришлось покинуть убежище.

— Это все твой заморыш виноват. Кто он тебе?

— Давний друг… Моего отца. — Клава обернулась и посмотрела на Сеню. Он сидел в напряженной позе. Как пес, охраняющий дом. — Ты вот про призраков говорил. Что в виду имел?

— Неупокоенные души убиенных Казачихой людей блуждали по развалинам. Не только я, многие чувствовали призраков.

— Если ты из Матвеевки, то знаешь, что в доме погиб мой сын.

— Да. Я даже его помню. Шустрый был пацан, хоть и пухленький. Его душа упокоилась. Не переживай…

— Хорошо, — выдохнула Клавдия. И как-то ей спокойнее стало. Хотя ни в каких призраков она не верила. Если бы они существовали, то донимали бы ее, а не блуждали по руинам сгоревшего дома. — Я вернусь к спутнику своему. Не против?

— Клав, а как Лариска? Жива ли?

— Не знаю, — соврала она.

И зашагала прочь. Бомж Федор, в руках которого оказалась довольно крупная купюра, тоже медлить не стал. Развернулся и припустил в сторону дороги. Там имелся магазинчик, где он как минимум мог купить сигарет.

Клава вновь уселась на дерево. Было жестко. Если бы не комары, она бы сняла кардиган и подложила под зад.

— Давай уедем уже отсюда? — предложила она Сене. — Или хотя бы уйдем.

— Сразу, как только договорим.

— Что тебе еще узнать хочется? Я же во всем тебе созналась.

— Как ты смогла остановиться?

— Сила воли. И гормональный спад. Тянуло первое время к насилию. Но я тебе говорила, что не это мне нравилось. А последствия. Вглядываться в лица, которые еще недавно были живыми, — это непередаваемо. Тем более зная, что это ты их сделал совершенными. Ты убивал и должен понимать, о чем я.

— Никогда не смотрел в лица тех, кого лишал жизни.

— А я видела сожранное крысами. Зрелище неприятное. И такое мне больше не хотелось лицезреть, хотя до этого я представляла плоть, по которой ползают червяки… — Она передернулась. — Нет, это все отвратительно. Чистый лик мертвого человека прекрасен.

— Ответить на мой вопрос, прошу. Что значит сила воли? То есть ты раньше могла воздерживаться от убийств, но особо не напрягалась? Зачем себе отказывать в удовольствии, так? И при чем тут гормоны?

— Я жила страстью. Она обуревала меня. Я хотела мужчин, ненавидела тех, кто мне изменял, и женщин, с кем они это делали. Как-то я задушила проститутку с трассы, которая как две капли воды походила на ту, что увела у меня моего циркача. Но ее я не могла достать, как и его, они вместе уехали за рубеж.

— Речь про карлика-силача? Неужели ты любила его?

— О да. Он был прекрасен… — Клавдия вспомнила его тело. Непропорциональное, да. Для кого-то уродливое. Но ей оно казалось невероятно сексуальным. — Я делала аборты и до замужества, и после. Мне все твердили: если ведешь беспорядочную половую жизнь, предохраняйся. Но от таблеток меня разносило, спираль доставляла дискомфорт, а о презервативах я просто забывала. Поэтому то и дело отправлялась на чистку. Последний аборт мне сделали неудачно. Или это просто мой организм обиделся на то, что я с ним так… В общем, меня посадили на препараты. Они вызвали сбой системы, я затухла, зачахла… Начался упадок сил. Возможно, не из-за пилюль. Просто я слишком далеко ушла от источника, из которого черпала живительную влагу. Елизавета Батори, венгерская графиня, принимала ванны, наполненные кровью девственниц, и сохраняла молодость и бодрость. Это исторический факт. Но она жила в темные времена. Была подвержена влиянию колдуньи. Так что не стоит удивляться тому, что она проводила глупый ритуал. На самом деле ей просто нравилось убивать. Если не своими руками, то при помощи слуг. В этом она черпала энергию.