Болек был доволен. С наслаждением он представил себе, как, должно быть, жжёт кожу ладоней после древесного наждака. Немного смущало, что Ася ушла в его пальто, а ему вот-вот на самолёт. Но разве это чрезмерная плата за приключение? Доедет на такси, а в дьюти-фри что-нибудь купит.

Когда он вышел с балкона в гостиную, со стола убрали и готовились уже подавать десерт. На кухне звенела посуда и переговаривались женские голоса.

В комнате взбудораженный Саня, сидя за столом, машинально перелистывал Серафимин журнал про животных.

– А ты с Пашей не уехал разве? – удивился Болек.

– Уехал! – с горечью отозвался Саня. – До метро дошли, и Сонька мне позвонила, что у нас тут бардак, все расстроились. Ладно, после чая тогда… Ну что за люди! – вдруг вспылил он и захлопнул журнальчик. – Как я там детей одних оставлю, со зверьём! Ведь это же не просто нечаянно яд рассыпали. Это агрессия! Выплеск страшной злобы! – И, резко поднявшись, прошёлся по комнате. – Лёш, Ася-то куда делась? – обратился он к Лёшке, сидевшему в кресле со своими игрушками.

– На балконе, – отозвался тот. Он уже успел остыть от гнева и теперь, вынырнув из гаджетов, позвал: – Ася! Давай уже, иди в дом! Простудишься!

Нет ответа!

Поднявшись, Лёшка выглянул за балконную дверь и в смущении вернулся. Он точно помнил, что его жена не проходила через гостиную.

– А где Ася-то? – с удивлением взглянул он на Болека.

– Ася? – Болек вздохнул и чуть помедлил. – Алексей, я бы так сказал… Ася восстанавливает свою идентичность, а где именно – не принципиальный вопрос.

– Она что, ушла? – всё ещё не понимал Лёшка.

– Можно и так сказать, – с удовольствием подтвердил Болек. – Тут невысоко, так что…

Договорить ему не дали. Получив грубый пинок в грудь, Болек стукнулся о горку с посудой. Зазвенел потревоженный хрусталь.

Пронёсшись по дому, Лёшка ещё раз обследовал совершенно пустой балкон, поднял и отшвырнул табуретку, свесился через перила и, пятнисто-красный, вернулся в комнату. Обвёл ужасным взглядом сбежавшихся на шум родственников и, подхватив валявшийся в кресле планшет, умчал прочь.

– По липе? – взглянул на Болека Саня и тихо взялся за голову.

– Господи, вот ненормальная! А всё вы! Объясняют же – беда случилась, надо помогать! А вам и дела нет! – надевая пальто, сокрушался Саня. В прихожей его провожали все, кроме отца, – не выдержав семейного конфликта, тот скрылся и прислал вместо себя тихий голос флейты, доносившийся из Софьиной спальни.

– Саня! Ты там Пашу не оставляй! Привези его домой, слышишь! – умолял напуганный Илья Георгиевич.

– Привезу, не волнуйтесь. А потом ещё Лёшку искать, мирить их… Марусь, вы не уходите! Пусть девчонки поиграют пока! – сказал он жене. (Серафима с Птенцом, дремавшим рыжим цветком на её плече, нахмурилась. Леночка успела ей надоесть.) – Если я не вернусь, то вы сами потом домой…

– Как не вернёшься? – Маруся поплывшим взглядом коснулась случайных лиц – Болека, Софьи, свекрови – и, кинувшись на грудь мужу, замерла.

– Да вернусь, вернусь, куда я денусь! Я ж не на войну! Я имею в виду, если поздно вернусь! – уточнил он, торопливо похлопав жену по плечу и отстранив. – Соня, вещи Асины дай мне! Она же раздетая! – И, прихватив мигом собранные пакеты, вышел за дверь.

В прихожей неудобно и громоздко, словно невидимый шкаф, встало молчание.

– Постойте-ка! Это дяди-Серёжина? Я накину? На пять минут! – вдруг сказал Болек и, сорвав с вешалки чью-то куртку, вылетел вслед за братом.

Он догнал его в арке двора и поймал за рукав:

– Подожди! Можешь мне уделить минуту?

Саня остановился. В конце концов, ну что от минуты изменится!

– Ты прости! – сказал он. – В первый раз у нас такое! В кои веки ты приехал – и такое вышло! Ну, видишь, беда в приюте…

– Приют – это просто катализатор. У вас уже давно революционная ситуация в цвету! – возразил Болек, подходя к лавочке у подъезда и кивком приглашая брата сесть. – Взять хотя бы эту жуткую идею тащить Асю в спортлагерь!

– Почему жуткую? – удивился Саня. – Пусть едут, что ж тут плохого!

Болек вздохнул и, подумав мгновение, решительно форсировал разговор:

– Сань, он, может, и неплохой парень. Но совершенно не подходит нам в родственники!

– В смысле? – не понял Саня.

– Очень просто. Он то, что принято называть «не пара».

Не раздумывая, как если бы перед ним завертелась граната, которую требовалось накрыть, Саня взял Болека за грудки и тряхнул:

– Слушай! Тебя двадцать лет в этом доме не было! Откуда ты знаешь, кто кому пара, а кто нет! Он честный парень, ответственный. Он Асю любит!

– И в благодарность за «ответственность» ты даёшь ему право навязывать Асе свою систему ценностей? – спросил Болек, сдёрнув Санины руки. – Может, всё же позволите ей решать самой? Она и так инфантильна, лет на пятнадцать тянет, не больше!

Саня опустился на лавку. Были люди в его жизни, с которыми когда-то он встретился, а потом судьба развела, но связь сохранили сны. Болек принадлежал к их числу. Саня примерно знал, что происходило с ним, и по цепочке последних событий – повторный приезд, неожиданное благоволение сёстрам – догадался: их кузен угодил в кризис, погнавший его к истокам, к забытой родне.

В свою очередь, и Болек видел, что товарищ его детства не в лучшей форме. Работа на износ, сёстры, параноидально настроенная жена, какие-то старухи, подростки, собаки плюс Илья Георгиевич с коллекцией страхов и сантиментов, кулём свалившийся на слабеющего героя. Саня ни от чего не отказывался, каждое дело горело. Этот жар завистливо чувствовал Болек и сознавал: то горячее, незаживающее, поражённое опасно размножившейся бактерией сострадания, что являло собой теперь Санину душу, нуждалось в поддержке, которую он мог бы ему оказать.

– Знаешь что, Сань, к тебе родители приехали. И у жены, как я вижу, некоторые фобии на твой счёт. Давай я поеду вместо тебя. Всё равно у Аси моё пальто!

– Это мои дела, – мотнул головой Саня. – Там ребёнок мой, Пашка. Не мой, Ильи Георгиевича… Но и мой. И сестра моя с ума сошла. Это надо – с балкона удрать! Нет, я сам должен ехать, ты ни при чём. – И крепко потёр лоб ладонью.

– От «ни при чём» до «при чём» всегда один шаг, – возразил Болек. – И потом, дураку ясно: ты же не тянешь всего этого! Рассыплешься вот-вот, как мангал перегоревший! А во мне, наоборот, слишком много льда, не знаю, чем растопить, – мне бы как раз на пользу. Поделись, и обоим станет легче! – взглянув с коммерческим прищуром, предложил он.

Саня ничего не ответил, и Болек продолжил:

– Скажи мне, зачем тебе это надо? Все эти чужие дети, чужие конфликты? Ты же себя ослабляешь, забираешь силы от основных задач. Если у тебя амбиции спасителя человечества – придумай что-нибудь сильное! Вся эта мелкая возня проблему жизни и смерти не снимет.