– А в медицине зачем? Тоже, как и сода, от изжоги? – навострил уши венецианец.

– Пятипроцентный раствор сводит бородавки! – это было особенно актуально, учитывая царящий в Европе смрад и антисанитарию.

– О! – обрадовался итальянец. – Не знал!

– Но не вздумай применять его для лечения в чистом виде, только раствор, иначе сожжешь кожу, а особенно не допускай попадания в глаза – если что, сразу промой, иначе ослепнешь! Помни сам и других своих клиентов предупреди!

– Спасибо, княжич, что предостерег! – поблагодарил итальянец. – Еще, может быть, есть у княжича какое-нибудь лекарство, я куплю!

– В тереме у меня имеется слабительное… – чуть подумав, я решил продать итальянцу сульфат натрия, все равно итальянцы не сообразят, из чего он изготовлен, так почему бы его не продавать им в малых дозах как лекарство. – Пока больше ничего из лекарств предложить не могу.

– Я куплю! – без раздумий согласился торговый гость.

Затем я перешел к краскам.

– Это красильное вещество, – рекламировал я невиданный ранее итальянцем сульфат железа (железный купорос), – может использоваться не только для окрашивания ткани в черный цвет, но и как протрава и чернила! Если нанести это на садовые деревья, то оно избавит их от всех пожирающих дерево паразитов! Соответственно можно и корабли ей обрабатывать, чтобы избавиться от всяких короедов! А новая краска железная лазурь! Это вообще нечто! – я открыл горшки и высыпал их содержимое прямо под нос итальянцу, согнувшемуся в три погибели. – Благородный, насыщенный цвет от светло- до тёмно-синего![14] Если в железной лазури покрасить ткань, то такую покрашенную ткань потом можно будет кипятить, и краска ни капельки не сойдет! Но честно предупреждаю, эта краска боится мыльных растворов, а так, обычной водой, – хоть закипятись, ни капли не потускнеет! Опять же, железную лазурь можно использовать в качестве чернил! Полностью безопасна для здоровья человека, ни раздражений на коже, никаких отравлений не бывает!

Потом показал покрашенные краской различные ткани.

Экспрессивный итальянец не в силах был скрывать эмоции, лишь восхищенно охал, ахал и все время бормотал: «Мама миа!!! Беру! Беру!», разбавляя свою речь словами сожаления: «Мало! Больше надо!»

Договорились мы с ним о поставках мне крымской соли и селитры, тисовых молодых деревьев (они требовались для будущего производства английских больших луков «longbow»), меди из Восточной Пафлагонии, ныне пребывающей под властью Кастамонского эмирата. Этот эмират продавал ежегодно меди на десятки тысяч дукатов. Также требовалась киноварь из города Самсун.

Только на вопросах делового партнерства мы не останавливались. Я его пригласил на ужин, обмыть, так сказать, сделку. Содержательно побеседовали и на иные темы. Хоть разговор и велся в доверительной форме, но своих производственных секретов я ему, естественно, не раскрывал. Венецианец к подобному обороту дела отнесся с пониманием.

Из дальнейшей беседы выяснилось, что венецианец, помимо прочего, по безумным ценам продавал пользующиеся популярностью у европейских толстосумов духи. Понятное дело, что эти духи были на основе вытяжки из компонентов природного происхождения. Некоторые русские с достатком тоже иногда ими обливались, особенно любили этим делом пофорсить зимой, когда вокруг ничего не цвело и не пахло. Привозились эти духи главным образом из стран Востока. В этой связи, особенно когда я узнал цены на эти ароматические воды, я опять всерьез задумался. Поэтому, мысленно прикинув, что к чему, я прикупил у купца лимонов – они мне понадобятся для получения цитрусового масла. Заодно можно будет отдушить мыло, что улучшит и повысит цену уже имеющемуся ассортименту скобяных товаров.

Но не только у меня после заключенных с итальянцев сделок было хорошее настроение. Подозрительно как-то оживился Изяслав Мстиславич. Утром у князя был черниговский посол, и они с ним шушукались целый час.

Я сидел в княжеской гриднице, лениво перебрасываясь словами с присутствующими здесь дружинниками, ожидая вызова от князя.

Теперь в княжеской дружине все от десятника и выше ходили в обработанных химией блестящих доспехах, а рядовые вои имели в собственном арсенале цианированное холодное оружие. Настроение у всех было вполне благодушным, а вот меня терзали смутные сомнения. Приезд к князю послов меня в последнее время сильно нервировал. А ну как он опять замыслит все здесь бросить и на юга умотать? Вот будет смех! Совершеннолетним я стану только в феврале будущего года.

Со второго этажа, гремя железом, спустился дежурный гридень.

– Княжич! Князь тебя кличет!

Поднимался вверх по лестнице я как на эшафот. Стоило мне лишь войти в княжескую светлицу, как услышал:

– А, сыне, заходи! Порох созрел?

Начало разговора было многообещающим! Нервно улыбнувшись, я лишь развел руками:

– Нет, отец! Зреет…

– Так прикажи своим недорослям в этих твоих гадюшных ямах поковыряться, может, найдут чего?

– Ну, найдут там, может, какую ерундовину. Сам посуди, для подрыва ворот надо десятки, а то и сотни пудов пороха!

– Ну, ладноть, это пока не к спеху.

У меня сразу отлегло от сердца.

– Правда, отец, нет пока пороха, но как появится, то обещаю, ты первым узнаешь!

– Может, я и вовсе без него обойдусь, сильные союзники у меня наклевываются.

Я состроил на лице вопросительную гримасу.

– Хорошие новости доставил мне сегодня гонец! Королевич угорский Андрей вместях с угорским воеводой Дионисием и черниговцами разбиты! Выступили они в волынские земли, подступили к городу Перемышлю, где их уже поджидали Романовичи с киевлянами и половцами Котяна. Возле моста через реку Стырь произошло сражение, и угров с черниговцами расколошматили! – произнес князь, не скрывая радости.

В моей голове случился когнитивный диссонанс. Ведь весной он, если мне не изменяла память, болел за совсем даже противоположную «команду».

– Чего же здесь хорошего, ну разбили Романовичи венгров, дальше что? – не понял я. – Тем более ты же, мне помнится, был за венгров, желал, чтобы они Владимира Рюриковича побили?

– Я теперь с угром Андреем и Михаилом Черниговским в переписке состою, – важно ответил князь.

– И что?

– Ранее Михаил Черниговский с Андреем Угорским не хотели за мою им помощь отдавать мне Киев. Но теперь-то они битые, могут стать более сговорчивыми! – с непонятной угрозой в голосе произнес Изяслав Мстиславич.

– А Владимир Рюрикович как же? – пасьянс в моей голове все еще не складывался.

– Да с него, верно, уже труха от страха сыплется. В последней сече кияне под сильный удар попали, много их полегло. Потому этот скудоумец сейчас может из союза с Романовичами выйти. Эти двое братьев тоже не промах, Киев, небось, втайне алчут к своим рукам прибрать. Сказывал мне гонец черниговский, что Романовичи намеренно этого старого дурня под удар угров подставили. Хоть угры с черниговцами и биты оказались, но больше всех Владимиру, будь он неладен, Рюриковичу досталось.