– Ты можешь помочь нам, – сказал один из членов экипажа за спиной Келло. Ее первый помощник – нет, теперь попросту взбунтовавшийся ублюдок – махнул рукой, заставляя его замолчать.

Она попыталсь ответить через кляп, но получилось лишь невнятное мычание.

Келло вздохнул:

– Мы вытащим его, но никаких Песен, или Бейт перережет тебе глотку.

Он глянул куда-то вверх, мимо нее, прямо за ее плечо, и она почувствовала холодное прикосновение лезвия к горлу. Внури поднялась ярость, а не страх. Ублюдки!

Протянув руку, Келло вытащил кляп у нее изо рта.

– Пошел ты, предательский…

Он сунул тряпку обратно ей в рот, и Ксиала зарычала через нее, глаза вспыхнули яростью.

Келло небрежно наклонился вперед и дал ей пощечину. Ладонь хлестнула по щеке с такой силой, что у Ксиалы закружилась голова, и девушка потрясенно замолчала. Ярость превратилась во что-то горячее, расплавленное. Он прикоснулся к ней. Не просто прикоснулся. Ударил.

О, он должен умереть. Пока она еще не была уверена, когда и как, но все же позволила своим чувствам отразиться во взгляде, да так, что Келло отшатнулся.

– Пожалуйста, Ксиала! – в его грубом голосе прозвучало что-то похожее на отчаяние. – Я не хочу причинять тебе боль. Я хочу…

– Я предлагаю выпотрошить ее, как рыбу! – выпалил Бейт, приставив нож к ее шее.

– Заткнись! – рявкнул Келло. – Ты не понимаешь, что происходит? Где мы находимся? – Он вытер ладонью вспотевший лоб.

Ксиала прищурилась. Пусть у Келло и не были видны «грубые шишки», как это называл Серапио, но для такого хмурого утра он вспотел слишком сильно, да и коричневая кожа казалась какой-то серой. Неужели Пату заразил уже и его?

– Давай попробуем еще раз, ладно? Я выну кляп, и мы с тобой любезно поговорим. Без ругани. Согласна?

Ярость все еще кипела у нее в душе, а щека все еще горела от удара, но теперь Ксиала была сосредосточена. Она уже упустила шанс. Она должна быть умной.

Она кивнула.

Он вздохнул и, снова протянув руку, вытащил кляп, но на этот раз Ксиала держала рот на замке.

Келло ожидающе смотрел на нее, а Бейт прижал лезвие сильнее, так что она почувствовала укол обсидиана и как по шее побежала струйка крови.

– Спокойно, – сказал Келло, обращаясь то ли к ней, то ли к Бейту, то ли к ним обоим.

– Что ты хочешь? – спросила она, и голос ее лишь слегка дрогнул.

– Вытащи нас отсюда, и, когда мы увидим землю, мы позволим тебе уйти. Наши пути разойдутся – и больше никаких обид!

Она бы рассмеялась, если б не боялась, что Бейт полоснет по горлу.

– После всего, что вы сделали со мной? Взбунтовались? Завладели моим кораблем? Моим долбаным кораблем!

– Ксиала. – Его голос звучал смиренно. – Ты обещала. – Он снова начал поднимать тряпку.

– Ладно, ладно! – быстро сказала она. – Никаких больше разглагольствований. Я… Я просто скажу.

Он посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом

– Господин Балам… – начал он.

– …Дал мне этот корабль, – сказала она, и голос ее был спокоен и мертв, как вода вокруг. – Он назначил меня капитаном. Если ты думаешь, что он не повесит тебя за мятеж, ты ошибаешься.

Келло выдохнул, опустив голову и уставившись на палубу под ногами.

– Ты покойник, Келло! – прошипела она. – Ты покойник с того самого момента, как запер меня в комнате. Если тебя не прикочит зараза, принесенная Пату, это сделает правосудие Кьюколы!

– Хватит.

– Некоторые из вас еще могут выбраться отсюда живыми, – обратилась она к команде. – Те, кто скажут, что вас заставил это сделать Келло. Что мятеж был его идеей.

Он поднял голову, его глаза сузились.

– Я пытался спасти тебе жизнь. Они хотели убить тебя, едва узнали о смерти Луба.

– Ты делал это для себя, а не для меня. Ты знаешь, что мне пришлось перерезать веревку, что спасти эту задницу, – она указала взглядом на нависшего над ней Бейта. – Я почти уверена, что Луб был уже мертв, когда я добралась до него, а этот, – она вновь указала на Бейта, – запаниковал и, когда тонул, вероятно, ударил своего приятеля по голове. Сам убил его… – Она замолчала, внезапно сообразив, что говорит правду.

– Убьем ее сейчас, – выпалил Бейт, еще сильнее прижимая лезвие к ее коже. Было не так уж больно, когда воздух попадал на открытую рану, но крови было много, слишком много – она начала скапливаться у ключиц и потекла на позаимствованную рубашку.

– Остынь. – Келло вскинул руку, успокаивая Бейта и глядя на нее. – То есть это все? Мы все умрем?

– Я не умираю, ты, предательское дерьмо. Забыл, почему меня заперли в комнате? Я умею плавать.

Он встал и отошел от нее – руки за спиной, плечи напряжены.

– Чего мы ждем, капитан? – прорычал Бейт. – Позволь мне выпотрошить этого тика!

Как же быстро он отвернулся от нее. В голове все крутилось воспоминание, как он присоединился к шутке про жену Луба во время пира на Маленьком Мотыльке.

– Чего ты так боишься? – спросила она.

– Закрой свою грязную пасть!

– Ты боишься меня или ты боишься потому, что знаешь, что то, что я сказала о твоем испуге, – правда? Это ты убил Луба, а не я.

– Я сказал, заткнись! – Он нажал на нож, и в этот раз внутри ее горла что-то дрогнуло. Она попыталсь кричать, но из груди вырывалось лишь бульканье, сердце бешенно колотилось, а пульс так громко отдавался в ушах, что протестующий выкрик Келло донесся до нее так приглушенно, как волны, разбивающиеся о далекий берег. Она захлебывалась собственной кровью.

– Ксиала!

Ее имя прозвучало раскатом грома, прогремевшим в воздухе. Единственное слово, казалось, заполнило все пространство, заставив застыть Бейта, убирающего клинок, остановив Келло, словно тот был замурован в камень, и парализовав остальных членов команды, оглянувшихся посмотреть, кто или что произнес это.

Ее имя выкрикнул Серапио, стоявший рядом с дверью из общей камеры.

Ксиала ясно видела его. Все происходило как и в тот раз, когда он впервые появился на палубе, – пусть сейчас он и был одет в черную мантию. Казалось, мир содрогнулся, словно опознал его и боялся того, что увидел. Казалось, скрытое за облаками солнце потускнело еще сильнее, словно пыталось спрятаться от старого врага, а ветер, которого мгновение назад еще не было, с воем пронесся по палубе, отбрасывая волосы с лица Ксиалы.

А затем мир моргнул и исправился. Весь, кроме солнца. Оно полностью исчезло.

Небо превратилось в черную стену. Живую, колеблющуюся, визжащую стену из перьев, когтей и клювов, которые надвигались на них, как кошмарный сон.