– Почему ты не сказал мне? Что трон тебе нужен не для себя? Почему не опровергал, когда я говорила…

– В общем и целом ты была права. О том, как именно я намерен тебя использовать. А мне не было никакого дела до того, что ты обо мне думаешь. – Перо в чернильницу он макнул так, точно намеревался проткнуть стеклянное дно. – И нет.

– И ты не счёл нужным спросить у меня, согласна ли я поддержать твоего братца?

– Ты же согласилась. Во всяком случае, не возразила открыто.

– А если бы не согласилась? – Ева шагнула к креслу, нависнув над ним почти угрожающе. – Я могла устроить сцену. Могла послать тебя к чертям.

– Почему же ты этого не сделала? – уточнил Герберт, черкая что-то на мелко исписанной бумаге.

– Потому что это было бы не самым умным поступком в данной ситуации. – Она поколебалась, но всё же нехотя добавила: – Потому что хочу помочь тебе. И, правда, тебе благодарна.

– Я знаю. Потому и не спросил. – Соизволив оторваться от чернильных строк, Герберт одарил её несколько недоумённым взглядом. – Я составил о тебе мнение достаточно высокое, чтобы надеяться, что ты оправдаешь мои лучшие ожидания. По-моему, ты должна это ценить.

Какой же ты иногда несносный, тоскливо подумала Ева, испытывая смутное желание отвесить ему подзатыльник. Со злости – на себя: после слов Герберта она с огромным изумлением поняла, что на него больше злиться не может.

Он был даже умилительным в своей абсолютно асоциальной картинке мира, выстроенной за годы одинокого взросления и полного отсутствия нормальных человеческих отношений.

– Значит, ты действуешь самостоятельно, но в интересах брата.

– Да.

– Почему?

– Кажется, совсем недавно ты сама перечислила все черты, которые воспрепятствуют моей карьере великого монарха, – напомнил Герберт, вернувшись к прерванному делу. – Миракл этим не страдает. К тому же у меня нет ни малейшего желания садиться на престол. Управлять страной – такая скука.

– Полагаю, куча правителей с тобой не согласятся.

– Слишком много мороки, не входящей в список занятий, которые лично мне кажутся увлекательными. – Кончик пера с силой чиркнул по бумаге, вплетя в отзвуки голоса противный шуршащий скрежет. – Пожалуйста, оставь меня. Мне очень нужно побыть одному.

Пререкаться Ева не стала. Хотя бы потому, что по лицу некроманта видела, насколько он устал за этот бесконечный и трудный день – а такой, как он, наверняка мог отдыхать лишь наедине с собой.

– Ева, – окликнули её, когда она подошла к двери.

Она замерла, но не оглянулась. Почувствовала взгляд, скользнувший по её затылку.

– Спасибо, что оправдала ожидания.

Махнув рукой в жесте, который вернее всего было бы истолковать как «не стоит благодарности, ибо твоей благодарностью и отравиться можно», Ева покинула кабинет.

– Любовная геометрия – это так увлекательно, – сказал Мэт из-за её плеча, пока Ева возвращалась замковыми коридорами к планшету и аниме.

– Не пори чушь, клякса.

– Правда, треугольник довольно банален. То ли дело пятиугольная пирамида. Может, познакомишься с милейшим лиэром Кейлусом? Если ещё Эльена привлечь…

Разговор Ева предпочла не поддерживать.

Глава 13

Appassionato[22]

– Теперь, надо полагать, – изрёк Герберт, когда вечером следующего дня они собрались в гостиной для традиционного сеанса исцеления Дерозе, – твоё желание вернуться домой, если оно у тебя и было, сильно поубавилось.

Ева, следившая за движениями его рук, подняла непонимающий взгляд.

– А?..

– Тебе ведь предстоит стать наречённой не ужасного, мерзкого, бесчувственного меня, а моего прекрасного брата. Если вы поладите, и править вместе с ним, – желчно заметил некромант, держа ладони над щепками, складывавшими виолончельные бока. – Полагаю, это должно прельщать тебя больше, чем перспектива делить трон со мной. Или вернуться к своей семье, которая, как я понимаю, не особо тебя устраивала.

Он всё ещё выглядел истощённым, но куда лучше, чем вчера. И на утренней тренировке гонял Еву без намёка на слабость – после чего, как и обещал, выдал книгу про Молитву, и не только.

За чтением Еву и застал Эльен, днём исправно явившийся для очередного урока.

«Эльен, проясните мне кое-что, – с ходу пожаловалась она, радуясь, что появился благодатный объект для пытки вопросами. – Не хочу терпеть взгляд Герберта, которым он меня одарит, если спрошу у него».

«Для вас, лиоретта, я бы отправился на край света, – привычно чарующе улыбнулся призрак, присаживаясь рядом, – что уж говорить о подобном пустяке».

«Эта книга озаглавлена “Безрунные заклятия”. А внутри вместо заклинаний – обычные фразы на керфианском, не на магическом языке. Разве заклятия могут быть такими?»

Эльен рассеянно взглянул на книгу.

«Эти заклятия… не до конца объяснимы с точки зрения магической науки. Они… на стыке магии и чуда. – Жестом пианиста призрак перебрал пальцами по пледу, покрывавшему постель. – Это не столько заклятия, сколько ритуалы. При сотворении которых имеют значение такие эфемерные вещи, как сила духа, вера и…»

«Любовь?» – закончила Ева.

Ознакомившись с содержанием книги, она немало удивилась ритуалам, которые в ней описывали. Мёртвая Молитва представляла собой (до скучного буквально) обычную молитву Великому Жнецу – с просьбой внять своему избраннику и умертвить всех нехороших людей, что сейчас пытаются сделать то же самое с ним. Текст сопровождался пометкой, что каждый некромант волен изменять и сокращать его по своему усмотрению. Помимо Молитвы, небольшой том содержал другие некромантские ритуалы вроде поднятия мёртвых и призыва злобных теней, несколько эльфийских (например, трогательную штуку под названием «эйтлих», позволявшую эльфу отдать половину жизни любимой женщине, если та вздумает расстаться с собственной раньше срока) и пару изобретённых некромантами, но доступных и обычным магам. К примеру…

«Ну, вот взять хотя бы “Финальный Обмен”. – Ева указала пальцем на страницу, до которой дочитала к моменту разговора. – Неужели это и правда сработает?»

«Вы сомневаетесь, что можно взять на себя чужую смерть?»

«“Если срок избранницы аль избранника твоего, к коему питаешь ты чувство искреннее и нежное, к концу подошёл, и замерло сердце его, но тело ещё не остыло – молви слова, к Жнецу обращённые, и поцелуем сопроводи, дыхание своё передав. Жизнь твоя к любимому перейдёт, его оживив и исцелив, и смерть его ты себе заберёшь, мир этот вместо него покинув”, – прочла Ева самым торжественным голосом из всех, что могла изобразить, живо представляя согбенного старенького мага, когда-то записывавшего это в ещё не потрёпанный книжный талмуд. – Что-то мне не верится».

«Отчего же?»

Её взгляд скользнул ниже, на чернильную филигрань ровных строчек. Сама формула была куда проще и изящнее своего описания: