В. Белаш вспоминал:

«— Это чёрт знает что, — говорил Махно комиссару (большевику) Петрову, приехавшему вместе с Озеровым. — Ведь говорил, предупреждал и, кажется, договорились; вы обещали распустить свои организации: Чеку, продкомиссии, партийные комитеты, военкоматы, а теперь снова принялись! И поверь, товарищ Петров, плохое дело будет, если не прекратите. Оставьте нас, не трогайте крестьян, не опекайте рабочих — всё будет хорошо. Предоставьте в этих уездах нам свободу анархо-коммунистического строительства; делайте за пределами их все эксперименты, мы не будем нападать, только оставьте нас, не мешайтесь в наши семейные дела!

— Товарищ Махно, ведь, мы договорились, загляните в договор и увидите, что мы с вами в военном союзе. Занятая территория нами и вами принадлежит и вам, и нам: без нашей помощи вы бы её не заняли. А коль так, мы и работаем вместе. Мы не виноваты, что рабочие не хотят жить без власти и по своему почину формируют свои организации, свою Чеку от налётов ваших партизан… — говорил Петров.

— Я не так, как вы, понимаю союз, — перебил Махно.

Вместе мы бьём Деникина, но цели у нас разные… Они (комиссары — А.Ш.) у нас, как бы ваши представители для координации совместных действий, но не властелинами над командирами, избранными самой массой…

Летучее собрание было солидарно с официальным заявлением Махно»[327]. Конечно, махновцы не были столь наивны, чтобы считать ЧК органом рабочих масс, и агитация Петрова не имела успеха.

Последующие события только нагнетали напряжённость в отношениях между сторонами. Попытка Дыбенко распустить часть махновских формирований вызвала в Орехове вспышку волнений. Подчинённый Махно батька Правда грозил уездным властям разгромом. Власти восприняли угрозу буквально: «Существует опасение, что мятеж может охватить весь район, занятый войсками Махно, и сам Махно против своей воли может быть вовлечён в эту авантюру»[328], — телеграфировал командующий группой Анатолий Скачко.

Вскоре, однако, стало ясно, что угрозы батьки Правды не выходили за рамки митинговой риторики, а сам инцидент был быстро исчерпан. Впоследствии Антонов-Овсеенко докладывал X. Раковскому об «ореховском бунте»: «История с наступлением на Александровск — как выяснилось из рассказа Дыбенко и Махно — курьёзный вздор…»[329]

* * *

В середине марта бригада Махно подошла к Мариуполю. Белые выслали навстречу махновцам отряд с двумя гаубицами, чем сделали батьке подарок — эту артиллерию он захватил 19 марта. 22 марта под Мариуполь прибыл начдив Дыбенко и руководил сражением вместе с Махно. На подступах к городу махновцев встретил шквальный огонь — со стороны как белых позиций, так и французской эскадры. Это задержало наступление, но полки Куриленко и Тахтамышева всё равно пошли в атаку 27 марта. Чем сидеть под огнём — нужно пробежать опасную зону и тем сэкономить жизни. Они пересекли открытое пространство степи и просочились на улицы. Наступление поддерживал бронепоезд «Спартак». С тыла, от заводов, по белым стали палить рабочие. Потеряв 18 человек убитыми и 172 ранеными, махновцы взяли позиции противника, вышли к порту, где заперлись белые. Здесь были сосредоточены огромные запасы угля, которые французы пытались погрузить на суда. 29 марта под угрозой обстрела с бронепоезда они покинули город. Французы не хотели умирать в новой войне. Потери белых в боях за Мариуполь составили 250 человек. В порту махновцы захватили более 3 миллионов пудов угля. Часть его вывезли в Гуляйполе, часть в РСФСР, но из-за конфликтов махновцев и большевиков в мае часть угля отгрузить не удалось, и она всё же досталась белым, которые заняли Мариуполь в июне.

В начале апреля махновская бригада в оперативном отношении была подчинена Южному фронту, так как действовала против деникинцев. Бригада численностью в 9–10 тыс. человек (не считая невооружённого резерва) действовала на двух направлениях. Левый фланг в составе 6 и 9 полков наступал на Кутейниково, правый фланг в составе 7 и 8 полков был нацелен на Таганрог. Теперь полки составляли 1500–2500 бойцов. Помимо полков действовали отдельный кавалерийский отряд, гарнизоны занятых городов, эскадроны охраны побережья, греческий батальон[330]. Против махновцев на участке Мариуполь — Волноваха по данным разведки красных действовали; конная кубанская дивизия (2000 сабель), черкесская кавалерийская дивизия (1700 сабель), пехотная дивизия корпуса Шкуро (1700 штыков), казачья кавалерийская дивизия (800 сабель), батальон Самурского полка (350 штыков), Волчья сотня Шкуро (350 сабель) — всего около 7000 человек, но со значительным перевесом кавалерии[331].

Боевые действия против белых шли с переменным успехом. В конце марта махновцы попытались перерезать дорогу Луганск — Таганрог у Кутейниково, но контрудар деникинцев от Горбачево-Михайловки и Моспино заставил вернуться на линию Луганско-Мариупольской дороги. Перегруппировав силы, белые 13 апреля перешли в наступление на Мариуполь. Основные силы махновцев были в этот момент заняты в боях под Еленовкой, на северном участке фронта. Мощным ударом на Волноваху противник отсёк основные силы махновцев от Мариуполя и 14 апреля вышел к Мангушу, в глубоком тылу Мариупольского направления и 17 апреля занял его. Под угрозой оказался штаб Махно. Но полностью окружить южное крыло 3-й бригады не удалось — оно оттянулось за Мангуш, оставив обстреливаемый с моря Мариуполь. С помощью батальона интернационалистов удалось восстановить фронт у Волновахи. Это, пожалуй, единственный эпизод, когда РККА всерьёз выручила махновцев. Северный же сосед 3-й бригады — 9-я дивизия 13-й армии — не раз покидал позиции в решающий момент, оголяя фронт. Это вызвало у махновцев скептическое отношение ко всей централистски организованной Красной Армии.

Серьёзный конфликт между махновцами и красным командованием разворачивался вокруг вопроса о снабжении. Пополнять боеприпасы за счёт противника, как раньше, было уже не так-то просто. Теперь махновцы практически целиком зависели в снабжении боеприпасами от красных. 4–24 апреля махновцам было передано 330 тыс. французских, 911 тыс. русских, 540 тыс. австрийских, 226 тыс. немецких, 445 тыс. итальянских патронов, при чём после 19 апреля количество поставленных патронов снизилось[332]. Беда ещё заключалась в том, что красные в феврале передали махновцам итальянские винтовки, к которым подходили только итальянские патроны. Это произошло не случайно, что признал Реввоенсовет 2-й Украинской армии: «Ещё при образовании бригады Махно командармом 2-й были даны ей итальянские винтовки с тем расчётом, чтобы в случае надобности имелась возможность оставить их без патронов»[333]. С апреля эта угроза становилась всё более реальной.