– Какое?

– Не перди.

– Попробую, но не обещаю, – отозвался Брайан. Он посмотрелна собравшихся внизу и крикнул: – Отойдите в сторону, а то может горючим облить!Я не знаю, как там у «Дельты» с клапаном, может, протекает!

Когда они отошли, подумал: «Вряд ли протечет. Боюсь, чтобаки тут сухие, как кости в пустыне».

Он снова перегнулся через перила, пока Ник крепко держал егоза пояс, и вставил шланг в нужное место. Горючее брызнуло во все стороны –слава Богу! Брайан повернул наконечник на четверть оборота, замкнув его, иприслушался с удовлетворением, как хлынуло горючее по шлангу вниз, где клапаностановил поток.

– Так, – сказал он, выпрямившись. – Пока все идет нормально.

– Что дальше, друг? Как задействовать машину со шлангами? Отсамолетных батарей или как? – спросил Ник.

– Да нет, – ответил Брайан. – Даже если бы мы имелипереходники с клеммами, такое дело невозможно. К частью, в этом нет нужды. Всямашина со шлангами – всего лишь фильтр для горючего. У меня на самолете естьустройство для всасывания топлива. Так что мы сейчас опустошим 727-ой, каккоктейль через соломинку.

– Сколько времени это займет?

– В оптимальных условиях идет накачка двух тысяч фунтов вминуту. Но здесь – фиг его знает. Никогда не пользовался такой системой длязаправки. Может, час, а может, и два.

Ник посмотрел на восток с тревогой и тихо сказал:

– Никому об этом не говори, друг.

– Почему?

– Не думаю, что у нас осталось два часа в распоряжении.Может, и одного часа даже не осталось.

В первом классе самолета Дайна Катрин Беллман открыта глаза.

И увидела.

– Крэг, – прошептала она. – Крэг!

Но он совсем не желал слышать своего имени. Ему хотелосьтолько, чтобы его оставили в покое. И больше никогда не слышать своего имени.Непременно что-нибудь случалось, когда люди произносили его. Всегда.

«Крэг! Поднимись, Крэг!»

Нет. Он не поднимется. Голова превратилась в сплошнойпчелиный улей. Боль бушевала, заполняя каждую клеточку мозга, – некудаукрыться! Пчелы слетелись. Они решили, что он мертв, и, заняв череп, постепеннопревращали его в свои соты. И вот… и вот… теперь…

«Они почувствовали мои мысли и пытаются зажалить их досмерти», – подумал он и издал мучительный стон агонии. Окровавленные пальцыразжались и сжались на искусственном покрытии пола. – «Умереть. Скорее хочуумереть…»

«Крэг, ты должен встать! Сейчас!»

Голос отца. Голос, которому он никогда не мог отказать,который никогда не мог в себе заглушить. Но теперь он это сделает.

– Уходи, – прохрипел он. – Ненавижу тебя. Уйди же.

Боль в голове взвыла квартетом золотых труб. И тут же нанего накинулись рои, тучи яростно жалящих пчел.

«О, дай мне умереть», – думал он. – «Дай же умеретьпоскорей. Это – ад. Я в аду пчел».

«Поднимайся, Крэгги-вегги. Это твой день рождения. Угадай, какойподарок? Как только поднимешься, кто-то даст тебе пива и ударит по башке…потому что этот удар – для тебя!»

– Нет, – сказал он. – Не надо больше бить. – Его рукипошарили по полу. Попытался приоткрыть глаза, но засыхающая кровь не позволила.– Вы же умерли. Оба умерли. Вы больше не можете бить меня и заставлять что-тоделать. Вы – мертвые, и я хочу быть мертвым.

Но он был жив. Где-то за пределами голосов-призраковслышался рев двигателей, а за ним – тот, другой звук. Звук надвигающихсялангольеров. Даже бегущих к нему!

«Вставай, вставай, Крэг. Надо подняться».

Он понял, что это вовсе не голос отца или матери.Воображение его несчастного, израненного мозга, самообман. Это же был голос…голос… из другого места, из какого-то действительно возвышенного места, гдеболь была мифом, а вечное давление – тягостным сном.

«Крэг, они пришли к тебе – все те люди, которых ты желалувидеть. Покинули Бостон и прибыли к тебе сюда. Вот видишь, как ты для нихважен? И ты еще сможешь все сделать, Крэг. Сможешь убрать эту занозу. Есть ещевремя передать им твои бумаги и ускользнуть от армии твоего отца… но это уж,если ты настоящий мужчина».

– Настоящий? – прохрипел он. – Настоящий? Не знаю, кто ты,но ты меня обижаешь…

Попытался снова приоткрыть глаза. Липкая, густеющая кровьчуточку подалась, но веки не разлепились. Ему удалось поднять руку к лицу.Ладонь коснулась остатков носа, и он глухо застонал от боли. Опять в головегрянули трубы, и пчелы зароились тучей. Он стерпел, пока болевой шок чуточкуослабел, и двумя пальцами насильно приоткрыл веки.

Светлый ореол не пропал. Во мраке он продолжал сиять встороне От него.

Медленно и осторожно Крэг поднял голову.

Увидел ее.

Она стояла в ореоле света.

Та самая девочка, но только без темных очков. Она смотрелане него, и взгляд ее излучал доброту.

«Ну, давай же, Крэг, вставай! Я знаю, что тяжело, но тыдолжен подняться. Потому что они все здесь и ждут… но вечно ждать не смогут.Лангольеры об этом позаботятся».

Он увидел, что ноги девочки парили над полом, и вся она былаокутана радужным сиянием по краям.

«Пошли, Крэг. Вставай».

Он сделал попытку подняться. Это было очень трудно,поскольку чувство равновесия почти покинуло его. Тяжело было держать головуподнятой – так она была полна разъяренных пчел. Дважды он падал, но каждый разснова поднимался, зачарованный светящейся фигурой и ласковым взглядом, сулившимдолгожданное освобождение от мук.

«Они все ждут, Крэг. Тебя ждут».

Дайна лежала на носилках, наблюдая своими незрячими глазами,как Крэг Туми поднялся на одно колено и завалился набок, затем попытался сновавстать. Сердце ее переполняла щемящая жалость к этому покалеченному, разбитомучеловеку, к этой хищной рыбе, желающей лишь взорваться. На его изуродованномлице она видела ужасную смесь эмоций: страх, надежду и что-то вродебезжалостной целеустремленности.

«Я очень сожалею, мистер Туми», – подумала она. – «Несмотряна то, что вы сотворили, мне жаль вас. Но вы нам нужны». – Она снова позвалаего, позвала своим умирающим сознанием: «Вставай, Крэг! Поторопись! Ты почтиопоздал!»

И почувствовала, что они все опаздывают.