— Это мое окончательное решение.

Маша вскочила, уронив стул.

— Значит, здесь имеют значения только ваши решения? — Она менялась на глазах, снова становясь наглой, распущенной, прошедшей огонь, воду и медные трубы девкой. Черные волосы повисли сосульками, черносливы метали молнии, лоб прорезала морщина. — Вы отдадите мне этот дом, ясно? Или катитесь ко всем чертям, папочка!

Виталий пристально смотрел на нее, и в его душе снова зашевелилось чувство, что в этой девушке нет ничего воронцовского. Внешне она ничем не напоминала людей, сидевших с ней за одним столом. Ну, а уж характером…

В ее коротких репликах, которыми она выстреливала в Воронцова, как из пулемета, не было уважения ни к его возрасту, ни к его желаниям. Он для нее был и оставался никем, потому что и она не чувствовала в нем родного человека. И все же анализ ДНК показывал родственную связь. Вот как бывает в жизни. От ее горячего напора Вадим Сергеевич стушевался.

Виталий ожидал, что сейчас он пойдет на попятную, но, к его изумлению, дядя остался непреклонным.

— Нет — это значит нет, — констатировал он. — И больше этот вопрос не обсуждается. Хорошо, двушку я пока не покупаю, раз никто не собирается в ней жить. Давайте пить чай или кофе, в конце концов.

Маша схватила со стола тарелку, уронив на пол белоснежную салфетку, и с грохотом разбила. На паркете появились царапины, кусочки фарфора разлетелись по комнате, как льдинки.

— Я буду жить в этом доме, — упрямо повторила она, и ее лицо исказилось ненавистью. — Ненавижу, когда мне перечат. Или до свидания, родственнички.

Громов так и не понял, почему обычно добрый и легко идущий на компромисс с родными Вадим Сергеевич не сдался. Возможно, он не любил, когда перегибают палку.

Виталий ни разу не видел, чтобы кто-нибудь это сделал. Кажется, Маша стала первой. Дядя, кивнув Гуле в знак благодарности — бедная женщина бросилась убирать осколки, — налил себе чаю и как ни в чем не бывало продолжил:

— Мое решение здесь действительно закон, девочка. Не хочешь этого признавать, будешь устраивать истерики — скатертью дорога. Насильно здесь я никого не держу. Речь вообще-то шла о том, что вы не уживаетесь со Светой. Она первая заговорила о доме — что ж, пусть он достается ей. Ты либо останешься со мной, либо уйдешь в двушку, либо возвратишься в свой Приморск. Естественно, без денег я тебя не оставлю. Естественно, мне было бы по душе, чтобы вся семья жила хотя бы в одном городе. Но мне не нужны потрясения, тем более из-за пустяков. Итак, что ты решила? В этом доме знают, что я очень редко меняю свои решения.

Виталий не сводил с Марии напряженных глаз. Он видел, как ей трудно совладать с собой (в таких случаях девушка, наверное, прибегала к выпивке), как она борется с тем, чтобы вторую тарелку не запустить отцу в голову.

Тем не менее ей удалось взять себя в руки, она опустилась на стул, выдавила улыбку, больше похожую на оскал, и произнесла елейным голосом:

— Вы правы. Простите меня, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло. Я заплачу за тарелку. Конечно, я должна остаться с вами. Нам многое нужно рассказать друг другу. Пусть сестра занимает старый дом. А я буду приезжать к ней в гости, и надеюсь, наши отношения наладятся.

Детектив чувствовал — сказывался опыт работы в полиции, — что покаянное выступление насквозь лживо, как и эта девчонка.

Ладно, худой мир лучше доброй ссоры. Бедному дяде они сейчас совсем не нужны.

А еще Виталий видел, что Марии зачем-то нужен дедовский дом. Вот только зачем? Не затем же, чтобы разводить на участке овощи и продавать их. Вообще странная девочка, даже очень. Нужно бы за ней последить.

В ее голове явно бродили какие-то нехорошие, темные мысли, ему казалось, Маша способна на любую выходку. Даже причинить зло тем, кто распахнул перед ней объятия. И он этого не допустит. Никогда…

— Виталик, да о чем ты думаешь? — Погрузившись в себя, молодой человек не слышал, что говорила ему радостная Светка. — Ты поможешь мне навести порядок у деда? Не откажешь?

Он покачал головой:

— Ну, разумеется, нет. Мало того, я намерен пожить там хотя бы недельку. Дед всегда был для меня загадкой, и разгадать ее — по крайней мере, наш долг.

Сестра захлопала в ладоши:

— Вот здорово! Тогда сегодня туда и поедем. Папочка, спасибо тебе, — она бросилась к отцу и крепко обняла его. — Извини, если помотала тебе нервы. И ты, Маша, извини. Хочешь — забирай все мои вещи. Папа прав, как всегда. Я избалованная, дрянная девчонка, которая привыкла иметь все самое хорошее, не прилагая к этому никаких усилий. Наверное, пришла пора самой сделать что-то в этой жизни.

Вадим Сергеевич улыбнулся, блеснув великолепными фарфоровыми зубами. Его девочка наконец стала взрослой — как давно он об этом мечтал!

— Только помни, моя дорогая, что мой дом — твой, и двушка будет ждать одну из вас сколько придется, — ответил Воронцов, но Света его уже не слышала.

Слишком порывистая и импульсивная, она уже видела себя хозяйкой старого загородного дома, который переделает по последней моде.

— Виталик, давай наляжем на блинчики и поедем за город, — предложила она. — Зачем откладывать важные дела? Мы можем начать прямо сейчас. Папа, там найдется чистое постельное белье?

— В свое время я подарил деду много комплектов, — усмехнулся Воронцов. — Держу пари, некоторые так и лежат упакованные. Отец привык экономить и предпочитал стирать старое, но не использовать новое.

— Здорово! — Не доев блин с черной икрой, Света бросила его на тарелку и поспешила к себе в комнату, крикнув на ходу: — Виталя, дай секунду на сборы!

Вадим Сергеевич в отличие от дочери ел основательно.

— Я рад, что у Светы появился интерес, и притом полезный, — изрек он, сделав глоток кофе со сливками, который очень любил. — Вы не представляете, сколько волнений принесло мне ее увлечение мотоциклами и байкерами, этими патлатыми в кожанках. За одного она даже засобиралась замуж, да вовремя одумалась. Скажите, разве это профессия — байкер? — Виталий снова перевел взгляд на Машу. Подавленная, угрюмая, она едва притронулась к лакомству. — Но теперь, слава богу, несколько дней Света с ними не общается, — констатировал хозяин, подливая себе кипятку. — Ее байк стоит в гараже, кажется, больше ее не привлекает. Виталий, ты меня очень обяжешь, если побудешь с сестрой хотя бы недельку, как обещал. Все же она остается одна в большом доме… Да, в дачном кооперативе живут люди, но кто они? Что? Черт его знает. Отец давно не допускал меня в свою жизнь, и теперь я жалею, что не ворвался в нее самостоятельно. — Он вдруг встрепенулся: — Загляну в кухню. Пусть Гуля соберет вам что-нибудь к ужину.

Когда Воронцов скрылся за дверью, Маша тоже поднялась.

— Надеюсь, сестра довольна, — процедила она сквозь сжатые губы. — Пойду сполосну лицо. Кажется, у меня размазалась косметика.