— Ты шутишь?

— Нисколько. — Виталий снова наполнил рюмки. — И, скажу тебе, мне неплохо заплатили. Я и не предполагал, что за каждую кошечку и собачку можно срубить хорошее бабло.

— Неужели?

— Ей-богу, правду говорю. — Детектив сунул в рот кусок торта и вытер губы. — Как видишь, такое бывает. Ну, да ладно, хватит об этом. Давай поговорим о тебе. Решено, что эту ночь ты проведешь здесь. Но завтра утром мы отправимся к дяде, сядем за стол переговоров и выясним все отношения. Думаю, вы с Машкой помиритесь.

Света всплеснула руками — длинными и худыми:

— Да мы и не ссорились, в общем-то. Вернее, ссорились, но это нечто другое. Она играла на моих нервах, хотела, чтобы я срывалась, а потом представляла все так, будто я во всем виновата. Отец уже обозвал меня «избалованной барынькой» и эгоисткой. Маша не собирается мириться, она ведет довольно умную игру. Жалкая провинциалка хочет выгнать меня из дома. Что ж, ей это удалось. Пусть папашка остается со своей любимой доченькой, а я пока перекантуюсь у тебя. Сделаешь дом деда пригодным для жилья нескольких человек — переселюсь туда.

— Не возражаю, — кивнул Виталий, сметая со стола крошки. — Одному там как-то жутковато.

Света взъерошила светлый ежик на макушке и усмехнулась:

— Значит, с Надеждой ты мириться не собираешься. Кстати, а почему вы расстались? По-моему, она подходила тебе, как никто другой.

— Понимаешь, — Виталий опять хрустнул пальцами, хотел извиниться, зная, что Светке не нравится его привычка, но лишь виновато улыбнулся, — наступает такое время, когда мужчина обязан жениться, как порядочный человек.

— Понимаю. — Она прищурилась, и парень заметил, что у нее очень пушистые и густые ресницы — не такие длинные, как у Маши, но тоже ничего. — Ты не готов расстаться со своей свободой. Но тебе уже почти тридцатник… Пора задуматься о семье.

— Если раскручусь на новом поприще, обещаю подумать. — Виталий резко сменил тему разговора: — Чай будешь?

Она покачала головой:

— Нет. Спать хочу. Знаешь, сколько ночей я уже не сплю, а думаю, думаю, думаю. Да, думаю, хотя некоторым кажется, что я на такое не способна. Вот и додумалась до того, что решила оставить родной дом.

— Тогда спать, — решительно сказал Виталий и встал. — Марш в душ, вместо ночной рубашки тебе подойдет моя футболка. Завтра, если не зароем топор войны, заберешь необходимые вещи.

— Не возражаю, — девушка зевнула. — Только, чур, я на этом диване.

— Как хочешь. — Громов потянулся.

За эти суматошные дни он устал не меньше Светы. И суматохе не конец, пожалуй, все только начинается. Вот почему не хотелось еще и семейных разборок. Однако с такой девицей, как Мария, они неизбежны — им не живется спокойно даже в прекрасных условиях, они напоминают старуху из сказки «Золотая рыбка»: вроде все есть, а чего-то все равно хочется. Придется вмешаться и попытаться расставить все на свои места, если дяде Вадику это не под силу.

— А теперь спать, — строго сказал Громов себе и, кинув на диван чистое постельное белье, ушел в спальню.

Он слышал, как Света вернулась из ванной, как ворочалась, устраиваясь поудобнее, а потом затихла.

Краснодар, 1944 год

Воронцов всегда поражался интуиции своего начальника.

Капитан Курилин еще ни разу не ошибся в оценке допрашиваемых и подозреваемых. Вскоре Куропаткин и Боголепов действительно попались: в краснодарском банке они хотели обменять сорок тысяч рублей на другие купюры.

Дюжий Боголепов с пафосом доказывал работнице банка, что деньги попали под дождь и пришли в негодность и она обязана обменять старые купюры на новые.

Бедная девушка уже собиралась это сделать, но вдруг, появившись будто ниоткуда, перед ней возник Воронцов с двумя товарищами, такими же молодыми безусыми лейтенантами, предъявил удостоверение, изъял деньги и, посадив Куропаткина и Боголепова, бледных как полотно и явно не ожидавших такой развязки, в «воронок», повез в отдел НКВД.

Отправив задержанных в камеру, Сергей вошел в кабинет Курилина, и они, еле разобрав номера на старых купюрах, убедились, что деньги именно те, которые Притула взял из своего отделения.

— Попались, голубчики! — Капитан довольно потирал руки. — Ух, даже курить расхотелось. Ну-ка, Сережа, пригласи мне сначала Боголепова.

Комиссар партизанского отряда, казалось, постарел за какой-то час, розовые лоснящиеся щеки впали, уголки широкого рта опустились, под глазами залегли черные круги. Воронцову почудилось, что бравый партизан стал меньше ростом, съежился. Теперь он понимал, что пойман с поличным и ему нет веры.

Курилин, напротив, излучал радость.

— Ну что, товарищ Боголепов, — начал он ласково, — будем признаваться? Срок, считай, у вас уже есть, и все же от вас зависит, сколько вы накрутите. Только чистосердечное признание поможет избежать длительной отсидки в лагере.

Боголепов затрясся и пролепетал дрожащим голосом:

— Извините, что вам не сказали. Семен, наш командир, осторожный был, даже нам не доверял. Ну, решили, что деньги у нас заберут, коли правду скажем. А мы хотели их обменять и раздать семьям погибших партизан.

На желтоватом лице Курилина появилось гневное, не предвещавшее ничего хорошего выражение.

— Вы, наверное, не понимаете, какое обвинение я могу вам предъявить. В лагерь пойдете не одни, а с женами и детьми малыми. Они-то почему должны отвечать за ваши грехи?

— Да клянусь, товарищ… гражданин начальник! — Боголепов под гневным взглядом капитана словно сдулся, стал меньше и заголосил, как баба: — Простите, гражданин начальник, бес попутал. Никогда у товарищей ни копейки не брали, а когда Притула привез этот проклятый чемодан и деньги — словно кто в ухо шептал: «Берите». Ну, при Якове мы это сделать не решались, но его убили почти в первом же бою. Вот тогда и решили: мол, действовать надо. Мы с Семеном и его полюбовницей Годлевской покумекали немного, дескать, вроде не по закону это, но потом пришли к выводу: мысль неплохая, тем более за нами какая-то зондеркоманда по пятам идет. Семка подтвердил: идет ради чемодана проклятого. Что, если она нас врасплох застанет? У них и мотоциклы, и грузовики, и пулеметы, а у нас что? Так, пугалки. В общем, заберут у нас чемодан и бросят в лесу умирать. Чемоданище много места в обозе занимал, лучше вместо него припасы положить. В общем, порешили в мешки перепрятать, понесли чемодан к речке. Только стали по мешкам расфасовывать — откуда ни возьмись, наши бойцы коней на водопой привели. Мы чемодан почти пустой бросили, несколько безделушек осталось. Их потом бойцы разобрали, кое-что Семка у них взял, только не сказал, что цена у монет большая. Те и растеряли их в боях без сожаления. А мы стали думать, как сокровища из отряда вывезти.