Бой начался. Тарзан стал в свою вольную стойку, руки держал низко, как обычно. Ежи принял левостороннюю стойку, характерную для бойца с сильной правой рукой. Первый раунд прошёл спокойно, боксёры прощупывали друг друга, больше заботясь о защите.

Со второго раунда события в ринге начали принимать более активный характер. Тарзан наседал, норовил начать свою ураганную атаку с обеих рук, но Мазур уходил всякий раз, когда дело доходило до обострения. Так прошёл второй раунд, а за ним и третий. Публика свистела, требовала от Ежи активности, требовала открытого боя. Нервничал и Тарзан, он никак не мог применить свой главный козырь. Кулаки, налитые взрывной мощью и желанием разорвать противника, обрушивались в пустоту.

Четвёртый раунд начался так же, как предыдущие. Тарзан сразу бросился в атаку, стремясь застать Ежи врасплох, оттеснить с середины ринга, прижать к канатам. Не тут-то было, поляк оставался собранным, спокойным и уверенно уходил от натиска Тарзана. А в середине трёхминутки украинец слишком увлёкся, а может, сдали нервы. Так или иначе, он открылся, и Мазур нанёс точный удар правой, попав противнику в висок.

С этого момента поляка как подменили. Он бил не переставая, не давал Тарзану прийти в себя, от точных попаданий в голову украинца шатало. Дело закончилось бы как минимум нокдауном, если бы не гонг.

Бойцы разошлись по углам. Секундантом Ежи был Кузнец. Он что-то нашёптывал боксёру на ухо, обтирал его влажным полотенцем. Мазур совершенно не выглядел усталым. Воды не пил, лишь полоскал рот, дышал ровно. Чего нельзя было сказать о Тарзане. Парень явно выплеснул в первых раундах большую часть своей энергии. И выбросил впустую.

Далее ход боя поменялся. Теперь Ежи постоянно атаковал, не давал Тарзану ни передышки, ни пощады. Работал с обеих рук, постоянно подключая правую. От кроссов и прямых украинца шатало, словно лист на ветру. Отвечать он уже и не думал, всё более уходя в глухую защиту. К концу раунда Саблин понял, что судьба поединка предрешена.

Ещё он понял, что Ежи ловит противника на ошибках, и когда тот совершает промах — не прощает, вцепляется, как бульдог, и добивает его методично и грамотно. Что-то очень знакомое увиделось Саблину в манере поляка. Как тот двигается, как ставит руку, как сбивает попытки ответного удара. Где-то он это всё уже видел…

В начале седьмого раунда, после затяжной атаки Мазура, Тарзан упал. На счёт «восемь» он поднялся, но любому в зале уже было понятно: бой окончен. Тем не менее Тарзан кинулся в бой, с опущенными руками, из последних сил. И получил страшный встречный в челюсть.

После второго падения он не поднялся.

Зал бесился и рукоплескал, свистел и улюлюкал. «Hex жие Польска!» — раздавалось с разных сторон. Мазур с Кузнецом вернулись к Качмареку, тот подал полотенце. Никаких эмоций поляки не выражали, словно так и надо — уделал одного из сильнейших бойцов здешнего ринга, велика важность.

Со всех сторон сыпались поздравления, вокруг боксёра образовался плотный круг почитателей, но Саблин протиснулся.

— Поздравляю, пан Мазур, — протянул он руку. — Отличный бой.

— Данке, господин офицер, — усмехнулся Ежи, отвечая на рукопожатие, и продолжил обтираться полотенцем.

В голове Саблина будто переключатель щёлкнул. Он застыл, только что рот не раскрыл как последний дурак. Поручика отжимала толпа, он не противился, пятился дальше и дальше. Сзади его подхватил Урядников.

— Чегой-то вы, ваш-бродь, задом наперёд, как тот рак…

— Анисим, у него же немецкая школа бокса! — прошептал поражённый поручик. — Я смотрел бой и чувствовал что-то знакомое, но понять не мог… А сейчас одно слово на немецком — и всё стало на место. Так же метелил меня Карл Дитмар под Зноймо. Вспомни, старина, как это было. Похоже?

— А ведь и правда, ваш-бродь, — озадачился Урядников. — Как я сразу не углядел? Ей-богу, похоже.

— Есть подозрение, Анисим, что учитель бокса этого Ежика нам с тобой хорошо знаком. Учтём на будущее.

Когда на следующий вечер Саблин вышел на ринг, он уже знал, что делать: боксировать легко, свободно, много перемещаться. Не увлекаться атаками и зорко следить за руками противника. Так и делал. Шершень, привыкший начинать вторым номером, чувствовал себя неуютно. Классом он был пониже Мазура, это было заметно, но манера боя очень похожа.

Поэтому Иван порхал по рингу, вытягивая на себя Шершня, поколачивал его на отходах, изматывал. В голове же решал и никак не мог решить главный вопрос, политический: побить Леона, повалять его по рингу в нокдаунах, победить за явным преимуществом? Это у него получилось бы легко. Но вот поспособствует ли такой сценарий развитию отношений с поляками? Они, конечно, силу уважают, но слишком горды. Или, наоборот, подставиться? Дать себя уложить на ринг? Опять вопрос: не посчитают ли слабаком, недостойным внимания?

Помог случай. В середине четвёртого раунда Шершень провёл сильный удар правой, Саблин встретил его жёстким блоком. Получилось — перчатка в перчатку, и будто тень промелькнула по лицу соперника. Словно хотел Шершень поморщиться и не позволил себе этого. Далее Саблин стал замечать, как поляк бережёт правую руку, а следом и вовсе перестал пускать её в ход. Работал одной левой.

Боксёрские перчатки только кажутся пухлыми и мягкими. На самом деле многое зависит от того, как поставлен кулак во время удара. Малейший перекос — и повреждение тут как тут. И бинтование кистей — тейпирование — не помогает, переломы пястневых и фаланговых косточек среди боксёров частое явление.

Саблин ещё раз проверил, явно подставился под удар правой, но Шершень не ударил, неловко попытался сделать что-то левой, да ничего не вышло. После гонга он подошёл к рефери, поманив при этом Стефана, подойди, мол.

— У противника повреждена правая рука. Я отказываюсь проводить поединок, — заявил Саблин твёрдо.

Рефери и Стефан удивлённо переглянулись. Видно, по здешним законам травма противника обозначала лишь то, что его можно быстренько добивать.

— Если вы отказываетесь от боя, победа автоматически присуждается пану Шершню, — заметил рефери. — И все призовые его.

— К чёрту призовые! — повысил голос Саблин. — Я пришёл на честный поединок, и победы над покалеченным соперником мне не надо!

— Умоляю, не нервничайте, пан Гусар, — засуетился Стефан. — Давайте спросим пана Шершня, в силах ли он продолжать бой?

Рефери знаком подозвал второго боксёра.

— Пан Шершень, пан Гусар утверждает, что у вас травма правой руки, и вы не можете продолжать бой. Это так?

— Я сказал, что не желаю драться с покалеченным соперником, — поправил Саблин. — Пан Шершень может драться только левой рукой, а это нечестно. Предлагаю перенести состязание на более благоприятное время.

— Вы согласны, пан Шершень? — встрял Стефан. — Предупреждаю, господа, призовых денег в таком случае не получит никто.

Качмарек пристально посмотрел на Саблина. Иван выдержал взгляд.