– Заканчиваю, – сообщил я. – А вы, если нелень, проверьте этого... Мюллера.

– Зачем?

– Ах да, ОГПУ не занимается мафией, только шпиенами...

– Мы помогаем коллегам из МВД, – сообщилполковник. – Делимся сведениями, а иногда даже принимаем участие людьми.

– Так поделитесь сведениями.

– Какими именно?

– Мюллер... Это кто-то из русских обирает наших лохов.

Полковник смотрел на меня как недавно Милованов.Поинтересовался ядовито:

– И что же, простите великодушно... я понимаю, что вашивыводы столь глубоки и неожиданны, что простому полковнику ФСБ вроде меня и невникнуть... и не проникнуть... но, может быть, вы как-нибудь, при случае,соблаговолите объяснить на пальцах...

Он весь сочился ядом, вокруг него брызгали фонтанырадиоактивной грязи.

– Да что там, – ответил я мирно, но грудь ужеходила ходуном, мне все труднее становилось сдерживать неприличныйхохот. – Это же просто... элементарно, как говорил кто-то одному идиоту...хорошему доброму идиоту... Нет, не идиоту, а просто... непросвещенному.Ха-ха...

Он стиснул зубы, в лице был гнев.

– Что же...

– Да загляните... – выдавил я, уже не силахсдерживать смех, – в эн... энцикло... клопедии!.. Школьную, историческую,военную... ха-ха!.. великий стратег, что интуитивно одерживал победы...Ха-ха!.. Он же окончил Генштаб, один из самых блестящих его офицеров...полковник... герой защиты Севастополя... Малахова кургана... шесть боевыхорденов... ха-ха... Он просто не мог стерпеть поражения России в Крымскойвойне, поссорился с царем, уехал из России вовсе...

Он слушал с восковым, как у покойника, лицом. Я чутьуспокоился, но непристойный хохот лез у меня даже из ушей:

– По дороге он заехал в Англию к Герцену. Тот о немнаписал пару строк... потом на Дикий Запад, где в самом деле пахал, как и ЛевТолстой, босой и нечесаный... Но это не крестьянин, который спасует переднабегом индейцев, не так ли? А когда началась гражданская... ну, дальшепонятно, как этот неграмотный фермер сумел организовать и создать боеспособноевойско. И побеждать в войне, где ни на одной стороне, ни на другой не былопрофессионалов!

Он медленно розовел, наконец вздохнул так шумно, чтозашевелились бумаги на моем столе:

– Но все-таки... Как?.. Откуда? Почему вы все же уверены,этот дневник – подделка?

Я удивился:

– Разве еще не понятно?.. Тоже мне, разведка!.. Какойдневник юного Джона Турча на английском языке, когда этот Джон лишь в тридцатьпять лет покинул Россию, а до этого по-англицки не знал ни слова?.. И звали еготогда, естественно, Иван Турчанинов. Под таким именем он в наших энциклопедиях.

Массивная дверь с натугой отворилась. В кабинет вплылмассивный военный. Полковник вскочил, вытянулся, на меня метнул все же взгляд снеприязнью, никто из мужчин не любит, когда видят его подчинение другому.Генерал, явно генерал, вяло поинтересовался:

– Я слышал смех... а среди нашего уныния это такредко...

– Вербую агента, – отчеканил полковник. –Этот товарищ только что оказал нам неоценимую услугу, указал на одного из главарейрусской мафии в Нью-Йорке... Это так, походя. Левой ногой. А в самом деле,Виктор Александрович, как вы посмотрите на такое предложение?.. Мы вамжалование, погоны, пистолет...

Меня передернуло:

– Давайте лучше я вас попробую завербовать в футурологи...По-моему, вы в футурологии будете так же сильны, как я в агентизме... или каклучше назвать то, где обещаете погоны?

Генерал смотрел то на одного, то на другого, скупоулыбнулся:

– Шутите?.. Хорошо, а то везде скорбь. У нас всенадежды на Платона Тарасовича. Если не он своей железной рукой и команднымголосом, то кто?

А полковник добавил так уважительно, что, кажется, самудивился:

– И с такими помощниками!

– Которые левой ногой, походя? – переспросилгенерал.

Похоже, ко взаимному удивлению, мы расстались без неприязни.

Володя, завидя меня издали, подогнал машину с той стороныулицы прямо к воротам, разом нарушив с десяток правил. Я привычно плюхнулся насидение рядом с ним: только женщины и политики предпочитают заднее, настоящиемужчины остаются детьми и всегда садятся впереди.

– Что-нибудь нашли интересное? – спросил Володя.

– Много, – заверил я. – Но только полезноли... разберусь позже.

– В Кремль?

– Езжай по Тверской, – сказал я. – Подумаю,будет ли от меня сегодня там прок.

Он ухмыльнулся, молодой, но уже мудрый: мол, сейчас каждыйсмотрит, чтобы ему был прок, а не от него, из какой провинции президент откопалэтого динозавра, только там, говорят, в глуши, еще сохранились чудаки, чтоживут по каким-то правилам...

Тверскую я любил всегда, еще когда не был москвичом, тогдаона была строже, сейчас же сверкает всеми огнями, рекламу зажгли, не дожидаясьтемноты, яркие вывески, огромные цветные витрины, чисто, богато, можно простолюбоваться.

Даже машины неслись с обеих сторон чистенькие, вымытые,строгий мэр велел останавливать грязные и штрафовать водителей так свирепо,чтобы и на бензин не оставалось, даже отечественные машины выглядят нарядно,как елочные игрушки.

Возле памятника Юрию Долгорукому стояла толпа, ораторвыкрикивал, взобравшись на трибуну, вокруг поднимали странные знамена и плакатыс требованиями....

– Останови, – попросил я. – Надо посмотреть.

Он послушно прижал машину к бровке, но заметилснисходительно:

– Эти неинтересны. Безобидные чудики.

– А ты можешь, – удивился я, – глядя нанезнакомое яйцо, сказать, какой будет птица?

Толпа состояла большей частью из молодежи, что неплохо понашим временам. Плохо, когда митингуют обманутые старики да старухи, а парнямвсе до лампочки. Или до свечи в ресторане.

– Мы должны вернуться к истокам! – кричал оратор,раздувая жилы на шее, как большой страшный варан пустыни. – Сейчас илиникогда!.. Русь погибнет, если не сбросит жидовское учение Христа и не вернетсяк родной вере!.. С этой верой в русских богов Святослав Отважный громил врагов,расширял мечом пределы, уничтожил могучий Хазарский каганат...

Я выждал, пока сменилось еще трое ораторов, началпроталкиваться обратно. Народу собралось уже немало, девчонки снова сидели намогучих плечах парней, хвастливо демонстрируя своих жеребцов, в сторонке двое вформе посматривали, что-то наговаривали по рациям. Оттуда хрипело и плевалосьобрывками слов, больше похожий на лай старой больной овчарки.