Он обнял меня за плечи, повел обратно. Министры поднималиголовы, деликатно роняли взгляды. Возможно решили, что меня постигло великое горе:Хрюка поцарапала лапку, и президент меня утешает.

Я вздохнул и сел за стол, где светился экран компьютера.Будем искать способы, дать достойный ответ Америке. Даже я буду искать, я –человек земного шара, всего человечества. Смешно говорить о нациях или партияхчеловеку, который прекрасно знает, что в будущем все народы сольются в единый,что когда-то не будет ни русских, ни американцев, ни арабов, а просточеловечество...

В отличие от домохозяек и академиков, что ничего не видятдальше своего носа, вижу этот далекий мир, когда все нынешние противоречияпокажутся смешными. Но по всей моей шкуре поднимается шерсть, я ощетиниваюсь,когда слышу, как НАТО придвигается к нам. Даже не потому, что я – русский,патриот, и все такое. Это нечто от того, когда французские гринписовцыбросаются под русские бульдозеры, чтобы спасти от загрязнения озеро Байкал.

Да, это чувство неправедности происходящего. И осознания,что ты вправе в схватке с более сильным противником взять что-то в руки... илиприменить то, что тот, более сильный, громко называет запрещенным приемом.Когда сильный борется со слабым, то для слабого оправдано применение любыхсредств.

Через час, когда я перестал что-либо соображать, даже чашкакрепкого кофе не помогла, сходил в столовую, в который раз подивился богатствуи размаху, эти люди себе ни в чем не отказывают, взял пакет пирожных, дапобольше, а когда вернулся в большой кабинет, возле стола Кречета пристроилсяна стульчике Кленовичичевский. Лицо его было красным, волосы всклокочены, оннервно всплескивал дряблыми от старости руками:

– При попытке к бегству?.. Но это же... Это жепроизвол!.. Это уже было. Даже не при прошлом режиме, а в позапрошлых... Язастал еще сталинские времена, когда вот так... Права человека...

Кречет метнул на меня косой взгляд, мол, что за жизнь упрезидента, когда подчиненные жрут сладкое в три горла, а ему отдуваться перединтеллигенцией, доказывая, что он не верблюд и не диктатор.

– Аполлон Вячеславович, – говорил он мягко, словнособирался нести яйца, – я вас очень люблю. Я восхищался вами ещемальчишкой, когда ловил бибисишку, там о вас здорово рассказывал АнатолийМаксимович Гольдберг, хорошо помню его голос. Как вы страдали в лагерях,мужественно отстаивая права человека. Но пора подумать и о правах общества! Унего тоже есть права... Черт, да нет у него никаких прав! У человека есть, а уобщества – нет. А настал тот момент, когда права человека наступают на праваобщества. Скажите, у нас есть специалисты по правам общества?

Он опешил:

– Права общества? Что это?

– Вот видите, – проговорил Кречет. – Все векачеловек боролся за свои права: против князей, церкви, царей, президентов,генсеков... наконец одолел всех. А еще Достоевский говаривал: широк человек,широк! И добавлял: я бы – сузил. Простой человек получил право не тольковысказывать свое мнение, но вытребовал и все прочие свободы. Сексуальную,бисексуальную, порнуху. Вот только не видел пока на экранах, как человек,извините за выражение, гадит. Представляете на весь экран огромная такаязадница, как вот у Степана Викторовича, камера плавно наезжает на егорасширяющийся анус, очко по-нашему, а оттуда начинает выползать... ну, всякое,что он ел вчера, только переработанное...

Коган, с интересом прислушиваясь, прервал с испугом:

– Не подсказывайте идеи!

– Что, боитесь, что Степан Викторович перейдет вкиноактеры?

– И это есть, – признался Коган, – все-таки уактеров доходы выше. Да и увильнуть от налогов проще... А если не отпуститесвоей железной рукой, то другого найдут с такой же... гм... начнутся съемки!

– А вон Аполлон Вячеславович не верит.

– Поймут как указание президента!

– Плевали они на мои цэу, – отмахнулся Кречет.

– Ну тогда украдут идею. Идея-то ценная!

Кленовичичевский растерянно поглядывал то на Кречета, то наКогана, не понимая, когда от серьезного разговора перешли к шуточкам, и перешлили. А Краснохарев с другого конца стола бухнул веско:

– Я производственник, не мое это дело – права людей,общества. Но мне кажется, что с наступлением прав человека совсем забыты... яговорю о чести, достоинстве, верности слову – это понятия общества, а нечеловека.

Кленовичичевский сказал, уже защищаясь:

– Я разве за наступление на права общества? Я заразумный баланс...

– Вот и давайте его искать. А то о правах отдельногочеловека, даже самого отпетого негодяя, наркомана, садиста и убийцы пекутсявсе, а о правах общества не слыхали даже специалисты!

Марина внесла поднос с бутербродами и с чашками кофе. Яузовс неудовольствием покосился на крохотные чашечки:

– Милая, я же просил среди этой мелюзги ставить истакан.

Марина сказала с раскаянием:

– Ой, опять забыла!.. Что ж, вы никак не запомните какменя зовут, а я все забываю про ваш половник... или ковшик?

Он буркнул:

– Тазик. А еще лучше, принеси-ка кофейник сюда. Тебеменьше работы, да и нашему футурологу будет чем заняться.

Я перехватил его насмешливый взгляд. По-прежнему считаетблажью, что президент пригласил меня в совет. Понятно, он бы взял парупрапорщиков.

– Позвольте мне, – сказал я, вклиниваясь впаузу. – По нашему министру обороны видно, что о правах общества не слыхалдаже он. Остальные и подавно. Так что если сейчас хотя бы вчерне определим длясебя, что это такое, то сможем двигаться дальше успешнее.

Никто не хотел лезть вперед, политики, осторожничают,страшатся все же неосторожных слов, первые минуты слышно было только чавканьеда сербанье, звякали чашки. Яузов, бросив на меня странный взгляд, только чтовроде бы похвалил, но неизвестно за что, осушил кофе одним глотком, луженаяглотка выдержала:

– Защита общества от человека?..

* * *

Прощаясь, Кречет хлопнул себя по лбу, вернулся, пошарил встоле. Я с непониманием смотрел на листок бумаги в его руке. Он с довольнымвидом помахал им в воздухе:

– Это вам, Виктор Александрович.

– Что это?

– Допуски.

– Куда?

– А куда восхочется. Люди моей команды должны бытьвхожи всюду, куда возжелают.

– Ого!

Он ухмыльнулся:

– Что-то вы захандрили было сегодня. Если наша рутиннаяработа нагоняет такую скорбь, то, может быть, воспользуетесь? Новые впечатления...Да и не может быть, чтобы не извлекли пользу.