– Мы тоже задавались этим вопросом. Ответа нет – что у нее в голове в этот момент творилось? Почему сразу «Скорую» не вызвала к дочери? Поняла, что та мертва? Почему Игната не повязала, она же сама – милиция! И оружие есть, и наручники наверняка в машине имелись! Она села в «уазик» и уехала. Бросив два трупа и убийцу.

– А вернулась через какое время?

– Около десяти минут прошло, наверное. Может быть, чуть меньше – мы с Руфиной успели перейти дорогу, обнаружить два трупа, Тарханова с пистолетом и без сознания, потом взяли ребенка и пошли быстрым шагом к перекрестку. Почти дошли – тут нас и догнала Улицкая на «уазике». Такое впечатление, что она забыла про ребенка, уехала, по дороге вспомнила и вернулась.

– Если не Игнат убил Милу, могла это сделать сама Улицкая?

– Свою дочь? Нет, это уже слишком! Возможно, там был еще кто-то? В милицейской машине. Я голову себе сломала, сочиняя разные версии. Увы, объяснить все может Улицкая, но она, понятно, не станет этого делать.

– Ну, это мы посмотрим…

– И еще одно – вчера у меня был Игнат. Каким-то образом он вышел на Короткову, а та ему рассказала, что отдала мне карту Милы. Мне пришлось ему соврать, что карта у тебя как у будущего опекуна. Прости… Он ушел злой, потому что я ему вообще ничего не рассказала.

– Кажется, я знаю, откуда он узнал адрес медсестры. Моя бывшая жена выкрала из моего сейфа папку, куда я собирал документы для оформления опеки над девочкой. Папка побывала у Игната, ее любовника, а в ней был лишь листок с адресом – Нюша сама мне написала. Мы собирались вдвоем навестить Марию Сергеевну. Вчера я ездил к ней, но попал на похороны. Мне неясно одно – зачем Игнату Нюша? Или ему нужна не она, а картины Марго, которые теперь принадлежат ей? Но они уже были у него! Ланка их выкрала из мастерской. И вернула на следующий день в обмен на пентхаус. Возможно, не поставив его в известность. Но сами картины не представляют особенной ценности. Что он с ними собирался делать? Ничего не понимаю!

– А сейчас они где?

– Нюша взяла их с собой в лесную школу. Все пытается разгадать какую-то загадку. Уверена, что Марго в каждой картине зашифровала какие-то даты событий.

– Хорошо! Там Игнату девочку не достать!

– Да. Лишний раз убеждаюсь в правильности выбора. Прости, но детский дом – не лучшее место для детей. Особенно для Кирилла.

– Ты прав. Саша, если не простишь меня и мы расстанемся, я пойму…

– Не выдумывай. – Амелин притянул ее и усадил рядом. – Не мне тебя судить! Ясно одно: выйду из больницы, будут силы – вытрясу из Улицкой правду. Кстати, она меня предупреждала, что Игнат не просто так возле моей жены вертелся! Похоже, так и есть. Ну да сейчас не до них.

– Ко мне Тарханов больше не сунется – незачем.

– Да, конечно. И я считаю, прежде чем принимать решение, рассказывать Нюше о родителях или нет, нужно посоветоваться с Анной Сергеевной и Ядвигой. Может быть, подождать пока, пусть девочка подрастет. Мне пора, Викуша. Я безбожно опаздываю.

– Буду ждать твоего звонка…

Ох как не хотелось отпускать его… Вика подошла к кухонному окну – Амелин садился в машину. Вдруг он посмотрел вверх и улыбнулся. Вика замерла от сильного толчка сердца. Дыхание на миг сбилось, в горле образовался ком. Она сглотнула его, и тут же глаза заволокли слезы. «Нет! боженька, нет! Его ты не отберешь у меня! Не отдам! Ты и так отнял у меня самого близкого человека – Руфину. Ты не дал мне детей. Теперь я понимаю почему – мой брак был ошибкой. Я прошу, помоги Саше. Дай нам шанс на жизнь обоим. Если его не станет, мне здесь оставаться зачем?» Вика не молилась: просила. Не знала она ни одной молитвы…

Игнат решил позавтракать плотно: неизвестно, как день сложится. Вчера он выскочил из детского дома злой, но до машины дошел уже спокойным шагом, знал, смотрит на него бывшая одноклассница в окно. Смотрит и злорадствует – отомстила. Ну да, видок у него не ахти какой презентабельный, но и на бездомного и убогого не похож! А как жалостливо смотрела, даже с брезгливостью. Такие взгляды одноклассники бросали на нее, Вику Репину, дочь школьной технички. Правду говорят, не рой яму другому… все поменялось. Элитный класс: двое парней уже в могиле – передоз, спилась и бомжует дочка тогдашнего директора гастронома, сын обкомовского работника слесарит за копейки на заводе, он, Игнат Тарханов, – уголовник. Убийца…

Он вернулся, отмотав полный срок в четырнадцать лет. Наказал себя сам, не дав возможности адвокату даже подать прошение на досрочное освобождение. Тогда, после суда, бросив прощальный взгляд на первые ряды «зрителей», обнаружив там только лишь чужие лица, понял – виноват. Хотя ничего не помнил! Допился до отключки! На допросе, когда следак несколько раз спросил, кто ж такими дозами чачу пьет, дошло, что в бутылке, что взял из шкафчика на кухне, не коньяк был. Темное стекло, вот и не заметил. Глотал обжигающую жидкость, пока в голове не зашумело – все успокоиться пытался. Значит, чача… ну, понятно, намешал, башню и снесло. Только и помнит, как Милочка до кровати довела, посмеиваясь…

Но раз в руке был пистолет – стрелял он. И убил Милу. Откуда оружие взял – не помнит. Ствол, как сказал обвинитель, левый – где ему было его взять?! Почему выстрелил в любимую женщину, так и не смог понять до сих пор. И не ссорились они с Милочкой. Имя девочке выбирали… Как же он ее? За что? Но ствол в его руке, значит, и убил он!

Тогда на суде казалось – какая теперь разница: без Милы – не жизнь. Лишь об этом и думал. И что там еще говорили, понимал едва ли. Вспоминал Милочку…

…Впервые он решился заговорить с ней через день после ее выпускного вечера. Получилось случайно. Встретив по обыкновению девочку у дома, он шел за ней до магазина. Двигаясь между стеллажами, делал вид, что выбирает продукты. А сам наблюдал за ней, изредка кидая в корзинку с полок что попадало под руку. Как она ему нравилась! Каждое движение руки, смешно закушенная нижняя губа, проявляющиеся морщинки на лбу, когда читала этикетки – все умиляло, рождало щемящую душу нежность и желание прикоснуться… к чему позволит. Он не хотел ее пугать навязчивостью, ждал непонятно какого подходящего момента, вот тогда и… Парень, убегающий от охранника, толкнул ее так сильно, что из руки выпал телефон. По кафельному полу разлетелись его части, а Игнат кинулся к девушке, та в растерянности смотрела вниз. Он разыскал сим-карту, отдал ей, собрал с пола и остатки телефона. «Вам не больно?» Он тронул ее плечо. «Нет». Односложный ответ не убедил, он решительно повел ее к выходу, оставив обе корзины с продуктами на полу между стеллажами.

Она покорно шла за ним до дверей кафе, села за столик, не отказалась от кофе. «А пирожное мне нельзя, – посмотрела немного смущенно, словно извиняясь. – Я танцовщица, еду поступать в Москву».

Он согласно кивнул, подумав, что без проблем поедет с ней. Сердце радостно подпрыгнуло и на миг остановилось, он обрадовался, что там, в столице, их никак не достанет Аркадия, ее мать.