при выполнении договора объясняет, почему сексуально-эмоциональный договор изначально чреват апориями (выражением сомнения) и неопределенностью. В чистых отношениях соглашение может быть расторгнуто по желанию, что противоречит экономическим/юридическим договорам, которые являются обязательными, поскольку нарушение договора обычно влечет за собой штрафные санкции. Хотя экономические/юридические договоры основаны на косвенных предпосылках и обещании их выполнения в будущем, это не относится к сексуальным договорам. Свобода вступать в отношения и выходить из них по собственному желанию вызывает состояние неопределенности, которое, в свою очередь, объясняет, как и почему люди быстро выходят из отношений. В итоге метафора договора недостаточна для понимания той формы, которую принимают отношения на свободном, открытом сексуальном рынке, лишенном правил, ограничений или штрафов. Используя знаменитое выражение Клиффорда Гирца, метафора договора, ставшая преобладающей для формирования и обозначения интимных связей, является очень плохой парадигмой для отношений. Она не объясняет, как формируются отношения, и не дает правильной нормативно прописанной модели для формирования таких отношений413.

Неясные желания

Сексуализация взаимодействий по сути своей подразумевает отношения между телами. Поэтому неудивительно, что эпистемология сексуальных контактов имеет некоторое сходство с другой этикой, также регулирующей тело, а именно с этикой медицинской, которая, как и сексуальная, ставит согласие в центр взаимодействия между двумя сторонами — пациентом и врачом. И сексуальная, и медицинская этики все чаще рассматривают тело как сущность, которую нельзя присваивать, подвергать насилию, использовать в чьих-либо интересах и чьи права нельзя ущемлять, как сущность, которой требуется полная осведомленность и согласие владельца тела. Согласие является философской и правовой предпосылкой медицинских и сексуальных договоров. Это еще не сам договор, а его предварительное и непременное условие. Согласие обусловлено предпосылкой, что субъект может и должен понимать смысл и последствия своего решения позволить другому овладеть своим телом, доставить удовольствие или причинить боль. Однако между сексуальной и медицинской этикой существует важное различие: тогда как врач и пациент, как разумно предположить, хотят одного и того же — здоровья пациента, в сексуальной сфере каждое тело имеет собственные желания, которые могут либо совпадать, либо расходиться. Я могу согласиться на поцелуй, но не на половой акт. Или я могу согласиться на половой акт, если предполагаю, что это начало отношений, а не секс на одну ночь. Именно тот факт, что желания могут разойтись в любой точке сексуального взаимодействия, отличает идею согласия в сексуальных отношениях от согласия пациента и делает ее гораздо слабее, чем в большинстве областей, где оно необходимо. В статье о «сером» изнасиловании (основанном на психологическом принуждении. — Прим. пер.) известный автор Лора Сешнз Степ приводит красноречивый пример:

Алисия попросила своего однокурсника Кевина стать ее «платоническим кавалером» на вечернем собрании студенческого женского общества. Они вдвоем отправились сначала на ужин с друзьями, а потом на танцы. Она помнит, что они напились, но она не сказала бы, что до беспамятства. После танцев они пошли в комнату Кевина и в какой-то момент начали целоваться. Она прямо сказала ему, что не хочет, чтобы дело дошло до секса, и он согласился. Но через несколько минут он толкнул ее на диван и навалился сверху. «Нет. Перестань», — мягко попросила Алисия — слишком мягко, как сказала она себе позже. Когда, не обращая внимания на ее просьбу, он все равно вошел в нее, она вся напряглась и попыталась отрешиться от происходящего, пока все не закончилось. Затем он заснул, а она ушла в свое общежитие, «испытывая это мерзкое чувство, когда не знаешь, что делать и кому рассказать, и не понимая, твоя ли в этом вина». Хотя Алисия ощущала себя изнасилованной — ведь она не хотела заниматься сексом с Кевином — она не была уверена в том, что другие посчитали бы это насилием414.

Я выделила фразу «она не была уверена в том, что другие посчитали бы это насилием», поскольку она явно свидетельствует о том, что этой женщине, которая действительно была изнасилована, трудно с нормативной точки зрения оценить насилие, совершенное мужчиной, так как она не уверена в том, достаточно ли четко она сформулировала отсутствие согласия. Эта трудность обусловлена тем фактом, что сексуализация заведомо предполагает сексуальное желание и значительно усложняет возможность сформулировать его отсутствие самому себе (или другому человеку). И хотя обеспечение правопорядка и всеобщее осознание недопустимости изнасилований возросли, культура сексуализации определяет людей с точки зрения их готовности заниматься сексом, превращая сексапильность и сексуальную активность в критерии ценности, придавая отсутствию сексуального желания менее законный статус и делая его менее понятным и для самого человека, и для других. То, что у этой женщины возникли трудности с оценкой совершенного над ней насилия и внятности изложения ее собственного несогласия, свидетельствует о том, что ее воля подавлена и сбита с толку конкурирующей нормой сексуализации и естественностью мужской сексуальной силы в виде его сексуального желания. Согласие предполагает наличие воли, не подверженной давлению. Тем не менее остро ощущаемое давление, оказываемое культурой, которая определяет ценность с точки зрения сексуальности и мужской сексуальной власти, делает незаконным или непривлекательным отсутствие сексуального желания (это касается и женщин, и мужчин). Если секс является целью свиданий, если ему придается мало эмоционального значения или не придается значения вообще, если он оторван от более широких представлений об индивидуальности и ему не присуща взаимность, согласие становится «случайным», предполагаемым, а не запрашиваемым, и рассматривается как действие, не имеющее глубокой связи с сущностью личности. Само культурное определение случайного секса — спокойный, легкий, эмоционально отстраненный, не имеющий четких определенных рамок, подчеркивающий сексуальную удаль и активность — делает согласие «случайным», то есть предполагаемым, а не гарантированным. При этом оно делает желание женщины невразумительным, неясным для нее самой, поскольку нормы сексуализации требуют постоянной сексуальной доступности женщин. Сексуальная свобода, за которую боролись, в свою очередь сама стала нормой давления.

Более того, поскольку сексуальное согласие коренится в теле, оно обходит стороной эмоциональное содержание отношений. Вопрос о том, на что именно мы соглашаемся в эмоциональных отношениях, гораздо менее ясен, чем в сексуальных. Понятно, на что соглашается мазохист в сексуальных отношениях, но гораздо менее ясно, на что именно соглашается неудовлетворенная или оскорбленная женщина, если она вообще согласна. Поскольку мужчины и женщины занимают разное положение в сексуальной сфере, они по-разному заключают сексуальные и эмоциональные договоры. Вот убедительный пример этому утверждению — Кэролайн, двадцативосьмилетняя студентка из Голландии, изучающая архитектуру и живущая в Париже:

КОРР.: У вас есть парень?

КЭРОЛАЙН: Еще два месяца назад у меня был один, как бы это сказать, парень наполовину.

КОРР.: [смеется] Почему наполовину?