Уверена, эта сучка специально подстроила, чтобы я увидела тебя в ее альковчике, черт бы его побрал! Не знаю, смогу ли я когда-нибудь тебя простить. Черт… Черт… Черт!

Джанет осеклась и смолкла с лицом, исполненным муки. Вцепившись руками в колени, она уставилась в пустоту, но явно видела череду ужасных для нее образов, которые снова и снова прокручивались перед ее внутренним взором.

Словно не сознавая этой драмы, вокруг Джанет, сужая круги, засеменили лисички; их мягкий мех вкрадчиво щекотал кожу ее рук и ног.

Вот они переглянулись меж собой, и тогда первая, положив свои мяконькие лапки на колени Джанет, подалась вперед, заглядывая ей в глаза.

– Это всегда так! – тявкнула она.

Вторая забралась Джанет на плечо и ткнулась носом ей в ухо:

– Всегда, всегда, всегда так.

– Наши истории становятся…

– … такими запутанными.

– Мы не знаем…

– … есть из них выход…

– … или только вход.

Как обычно, они заговорили враз:

– Лучший способ – быть вместе! Это всегда, всегда выводит к счастливому концу!

* * *

Сердитым движением смахнув с себя лисичек, Джанет поднялась на ноги и шатко побрела к мамаше Хэйнтер, где снова легла на землю, буркнув:

– Прилипалы!

Ведунья все это время была занята варкой снадобья, которое теперь предложила Джанет:

– Ну-ка выпей, девонька. Это придаст тебе и сил, и, глядишь, спокойствия.

Джанет было послушалась, но когда ее пальцы сомкнулись вокруг наполненной до краев костяной чеплашки, остановилась. При этом ее глаза поглядели на мамашу Хэйнтер: довериться ли ведунье-знахарке или нет. Когда же она наконец поднесла чеплашку к губам, Бутылочная Ведьма, потешаясь этой недоверчивостью, остановила девушку возгласом:

– Ты оставь немного для Королевы. Ей мои отвары тоже по нутру.

При упоминании о венценосной Джанет поморщилась и пробормотала между глотками темного, запашистого варева:

– От меня ей помощи не дождаться.

Услышав слова Джанет, все внезапно осознали, что Королева уже весьма продолжительное время не сдвигается с места и не произносит ни слова. Она все так же стояла возле берега, в молчаливом созерцании неких странных импульсов, проходящих через ее сердце. Но вот она воздела свои изящные руки медвяного цвета к луне и слабым звездам, что висели сверху в вышине. В струях легкого ветерка, который касался только ее одной, платье плотно облегало ее длинные ноги, стройный живот и грудь. Блестящие черные волосы обрамляли ее красивое, нежно-скуластое лицо.

Расходясь от ее ног по земле, волна за волной запульсировала яркая зеленая жизнь, словно в такт биению ее сердца. С волос Королевы взлетело множество радужных бабочек, рябя и рассеиваясь над изобилием распустившихся лилий, сирени, лютиков и иссопов, анемонов и наперстянок, примул, нарциссов и мальв. Сумеречный воздух на берегу реки внезапно наполнился пьянящей смесью их мягких, обильных ароматов.

Испуганно вскрикнула Маири, как будто то, что происходило вокруг Королевы, терзало ее все еще хрупкий разум, слишком близкий к безумным видениям, что мучили ее столько лет. Джанет прижалась к матери, закрыв ей рукой глаза в злой решимости, что будет защищать эту беспомощную женщину, что бы ни случилось дальше.

* * *

Томас ошеломленно взирал, как Королева всех Летних Сумерек упала на колени, извергнув изо рта одну-единственную розу. Словно в замедленной съемке, она упала в ее сведенные ладони. Каждый из алых лепестков трепетал, а затем превращался в еще одну розу, и еще, и еще, пока они не посыпались перед нею каскадом, мгновенно пуская корни.

Отчетливо щелкнули разорванные связки челюстей, и из гротескно раскрытого рта вырвался непрерывный поток птиц и змей, лягушек и пчел, косуль и лисиц, медведей и оленей, барсуков, варанов и ленивцев, кошек и собак, русалок и единорогов, и еще неисчислимого множества живых существ, двуногих, четвероногих и многоногих. И все следовали за двумя лисицами в спиралевидном танце по густой траве, которая теперь ковром устилала весь берег.

Королева глубоко вонзилась пальцами во все еще сухую землю. Томас было отвернулся, вспоминая их чувственные поглаживания своего тела, но не смог сдвинуться с места. Пригорки густого мха в мелких белоснежных цветиках прорастали румяными грибами и мрачными поганками, преображая бледную плоть ее рук, а затем плеч, лица и даже глаз. Когда на месте рта у нее зашевелились лозы, увитые плющом, сумахом и листьями жимолости, Томас упал на землю, пытаясь закрыть ладонями лицо, но был бессилен и не мог оторвать глаз от первозданного преображения, что сейчас разыгрывалось перед ним.

Ее теперь уже ломкие волосы опали с головы и пустили корни в земле, обратившись в зеленую, серую и пегую траву, населенную всевозможными жучками и паучками, божьими коровками и стрекозами, осами и муравьями, сверчками и кузнечиками – черными, коричневыми, желтыми и вообще без цвета.

Из полой оболочки ее иссохшего тела проросла дюжина саженцев: дуб, липа, ива, боярышник и клен, ольха, бук и яблоня, береза, ясень, падуб и, наконец, рябина. Питаясь тем, что в ней еще оставалось, саженцы за считаные мгновения вымахали до трех-четырех метров в высоту, а их кроны покрылись нежно-зеленой листвой, которая мягко покачивалась на легком ветерке.

И тогда все, что упало или изверглось, или проросло, или преобразовалось из тела Королевы, принялось насыщаться этими нежными сочными деревьями, обрывая их кору, листья, цветы и ягоды в стремлении жить и плодиться, покуда от них не осталось ничего, за исключением разве что полоски розоватого тростника, грациозно колышущегося на фоне пышно-зеленого берега рядом с вечной рекой всей крови, когда-либо пролитой на Земле; рекой, что раньше была мертва, а теперь снова текла вольно и неспешно.

Потрясенный тем, чему стал свидетелем, Томас издал вопль отчаяния и стыда. Его Королева – женщина, сердце которой он когда-то покорил и которую присягнул защищать ценой всей своей жизни, – только что изошла у него на глазах, а он не смог сделать ничего, чтобы это предотвратить.

Джанет, по-прежнему в обнимку со своей матерью, во все глаза смотрела на разбитого горем мужчину, который когда-то был ее Рыцарем Розы, и отчаянно пыталась осмыслить, что все это значит.

* * *

Между тем Мамаша Хэйнтер прошептала в тишине, воцарившейся вслед за этими криками:

– Колесо вращается: рождение, смерть, а затем… возможно, воскрешение.

Своих попутчиков она оставила лежать в теперь уже высокой траве и потеснила существ, сбившихся в бесформенную кучу над тем, что когда-то было Королевой. С прикосновением ведуньи они кто ползком, кто шажком, кто вприпрыжку, кто вразлет начали разбредаться. Все, кроме двух лисичек, которые остались в нетерпеливом ожидании того, что еще должно произойти.

Ведьма благоговейно опустилась на колени перед единственным вьющимся растением,