«Райна приносит книги».

— И как тебе?

Саблезубый посмотрел на него и оскалил клыки. Стриж и Миа рефлекторно отшатнулись и лишь потом сообразили, что Гюнтер ухмыляется.

«Вы пришли не о литературе говорить», — написал саблезубый.

— Да, — не стал отпираться Лёха. — Ты отказываешься выходить наружу.

Гюнтер вздохнул и отвернулся, уставившись в стену. Стриж и Миа его не торопили, прекрасно понимая, что сейчас происходит с бывшим «тоннельщиком»,

Они в своё время пережили нечто схожее. Посттравматический синдром настигает всех, вернувшихся с войны.

Но у Гюнтера не было возможности восстанавливаться дома, среди любящих его людей. Не было даже толкового психолога, способного помочь Хейману справиться с демонами войны, пожирающими душу и рассудок.

Стриж и Миа хотели ему помочь. Пусть у них не было дипломов психологов, зато был опыт, пережитый на собственной шкуре.

«Координация не восстановилась», — наконец написал саблезубый. — «Не хочу случайно беды натворить по неуклюжести».

— А-а-а, — протянул Лёха.

То, почему саблезубый не говорит правду, он понимал. Сам Стриж тоже не стал бы вываливать едва знакомому человеку всё, что на душе накипело. Он и психологу на реабилитации ничего толком не говорил, отделываясь шуточками.

— Кто б меня так прикрыл на недельку, — вслух произнёс он, мечтательно вздохнув. — Отдохнуть, отоспаться…

Гюнтер покосился на него и зачёркал когтем по табличке.

«Загоняли?» — прочитали пустотники.

— Да его гоняют, как курьерский челнок, — фыркнула Миа. — Вон, даже присягу пропустил.

«Зато не скучно», — ухмыльнувшись, написал Гюнтер.

— Ну, как в форму придёшь, тоже скучать некогда будет, — «утешил» его Лёха.

Гюнтер кивнул.

— А не хочешь из подвала наверх перебраться? — поинтересовалась Миа.

«Нет. Мне здесь спокойнее», — ответил Хейман.

Нетрудно было понять, почему. Пережившему ад Западного фронта Гюнтеру подвал напоминал блиндаж, укрывающий от подстерегающей снаружи смерти.

В открытое подвальное окошко проник восхитительный аромат свежего хлеба. Повара на графской кухне готовили завтрак для проснувшихся обитателей и гостей замка.

Нос Гюнтера алчно зашевелился. Да и не только его — пустотники тоже с наслаждением принюхивались к сногсшибателному запаху.

— Обожаю свежий хлеб, — сообщила Миа. — Я пшеничный и ржаной впервые на Акадии попробовала. У нас пекут только кукурузные тортильи.

Стриж сглотнул набежавшую слюну. Не смотря на то, что пару часов назад он плотно поел, аромат выпечки вновь пробудил у него аппетит.

— Я тоже, — он вздохнул. — В командировках редко когда им полакомиться удаётся. В основном жрём галеты из сухпая.

Коготь тигра погрузился в воск.

«Нам на передовую свежий хлеб привозили», — написал он. — «Ржаной. Правда, часто уже остывший — если был плотный огонь, подносчикам пищи приходилось далеко ползти».

Стриж нередко в книгах встречал воспоминания ветеранов о том, какого труда часто стоило доставить бойцам на передовую свежую еду. Тихий, незаметный героизм, проходящий мимо обывателя. Надо самому, на собственном опыте прочувствовать ценность такой малости, как горячий суп с ломтем свежего хлеба, чтобы понять, насколько это важно.

— Чёт от этих разговоров молока с хлебом захотелось, — признался Лёха.

— Я бы тоже не отказалась, — согласилась Миа. — Гюнтер?

Саблезубый кивнул.

«Я бы от кофе не отказался», — написал он. — «Но подозреваю, что его тут нет».

— Увы, — развёл руками Стриж. — Сам страдаю.

Миа вышла из подвала. Было слышно, как она подзывает слугу и приказывает принести молоко и хлеб.

— Слушай, — спохватился Лёха, когда она вернулась. — Лишние слухи по замку не пойдут о том, что мы здесь отираемся?

— Не-а, — отмахнулась Миа. — Все в курсе, что я занимаюсь зверем, когда Райна занята.

Гюнтер кивнул.

— И что, никто не лезет посмотреть, как ты его дрессируешь? — удивился Лёха.

— Была пара попыток, — усмехнулась девушка. — Но у Райны здесь такая репутация, что ей достаточно было разок пообещать спустить с любопытного семь шкур, чтобы все прониклись и занимались собственными делами. Ну а Даран приказал стражникам никого не подпускать к подвалу.

Хейман подтянул к себе табличку.

«Расскажите, что было после моей смерти», — написал он.

— Это к нему, — тут же указала на Лёху Миа. — У меня с историей Земли докосмического периода вообще ноль знаний.

— Легко, — Стриж даже обрадовался интересу Хельмана.

Рассказ он начал с Мессинской операции, в которой погиб Гюнтер. Причём история заинтересовала и эльфийку.

Прервался он лишь раз, когда слуга принёс еду. Выпроводив его, Миа налила молоко в миску Гюнтеру, положила рядом хлеб и вновь уставилась на рассказчика.

— Дай поесть-то, — попробовал было возмутиться Лёха, но девушка безапелляционно заявила:

— А ты в процессе рассказывай. Не на званном вечере, чтобы этикет соблюдать.

Убедившись, что любые возражения отметут столь же быстро, Стриж продолжил. Понимая, что Хейману в первую очередь интересна Германия, он рассказал о том, что пришлось пережить этой стране после Первой мировой. Голод, инфляция, вооружённые стычки в городах, создание «фрайкора» — добровольческих формирований, жестоко подавлявших выступления коммунистов и крайне левых социал-демократов. Лишь про национал-социалистическую партию и Гитлера пока не стал упоминать, не желая лишний раз шокировать Гюнтера. Всему своё время. Пока же Хейману хватит и известий о родине, ввергнутой в пучины анархии.

Когда Лёха объявил перерыв, чтобы смочить пересохшее горло, Гюнтер написал:

«Я надеюсь, мои жена и дочь пережили эту смуту».

Пустотники промолчали. Миа — потому, что не могла сказать ничего обнадёживающего. А Лёха подумал о том, что через двадцать лет уже взрослая дочь Хеймана будет восторженно тянуть вверх правую руку, приветствуя «вождя нации». Может, даже это она напишет своему мужу-солдату о том, как ловко смогла отстирать кровь с детской шубки, которую он прислал ей из Советского Союза. Стриж видел это письмо в музее, посвящённом Битве за Москву.

Желание продолжать разговор пропало. К счастью, у Гюнтера тоже.

«Мне надо побыть одному», — написал саблезубый.

— Конечно, — легко согласилась Миа. — Мы вечером зайдём?

«Буду рад», — ответил Хейман.

— Не слишком ты ему жёстко рассказал? — поинтересовалась девушка, когда они вышли во двор.