об охране психического здоровья, уничтожит все недоговорные психиатрические отношения и тем самым упразднит психиатрию в том виде, в каком мы ее знаем.

Либертарианцы, как и другие почитатели работ Хайека, полностью проигнорировали этот прямой результат, вытекающий из рассмотрения верховенства права всерьез. Год за годом все больше американцев лишают свободы на терапевтических основаниях, а не для наказания. К двум миллионам человек, ежегодно лишаемым свободы в рамках законов о психиатрии, нам следует добавить еще два миллиона, лишаемых свободы вследствие законов о препаратах. Как правило, таких людей рассматривают как психически больных, страдающих «зависимостью от препарата» или «злоупотреблением веществами», многие из них приговариваются к «лечению» «судами по препаратам», что свидетельствует о «терапевтической» идеологии, вдохновляющей их преследование451. Тем не менее Хайек разделял слепое пятно Мизеса в отношении психиатрии452.

Хайек понимал, что не каждый любит свободу, что некоторые люди предпочитают, чтобы другие о них заботились, и что такие люди создают для свободного общества проблему. «Весьма возможно, — писал он, — что есть люди, которые не ценят свободу, которой они наделены, которые не могут увидеть, что получают от нее великую пользу, и кто с готовностью расстанется с ней в обмен на иные преимущества; может даже оказаться справедливым, что необходимость следовать согласно собственным планам и решениям может ощущаться ими скорее как бремя, чем как преимущество»453.

Многие люди, которых относят к «психически больным», среди других ценностей свободу и ответственность ставят невысоко. Как философу свободы — или системы законов, призванных защищать личную свободу, — обращаться с людьми, которые, вместо желания быть свободными, хотят порабощения? Которые, вместо того чтобы желать быть взрослыми, хотели бы остаться детьми или в детском статусе? И Мизес, и Хайек рассматривают людей, которых психиатры объявляют «сумасшедшими», такими, как если бы они не подходили для свободы, потому что подобно младенцам и идиотам у них нет ответственности. В главе пятой я показал, почему эта точка зрения ошибочна.

Хайек и миф душевной болезни

Человеку трудно избавиться от всех ошибочных социально и политически корректных представлений. Хайек, видимо, не ставил мифологию психиатрии под сомнение. В своем важнейшем труде — «Конституции свободы» — он утверждал:

Взаимозависимость свободы и ответственности означает, что довод в защиту свободы применим только к тем, на кого можно возлагать ответственность. Его нельзя применять к младенцам, идиотам или безумным. Он предполагает, что личность способна учиться на своем опыте и направлять свои действия посредством полученного таким образом знания. Он недействителен в отношении тех, кто недостаточно научился или неспособен к обучению. Человек, чьи действия полностью предопределены одними и теми же неизменными побуждениями, неподконтрольными пониманию последствий, или настоящая расколотая личность, шизофреник, в этом смысле не могут нести ответственность, поскольку понимание того, что ответственность на него возложат, не могло поменять образ его действий. То же самое применимо к людям, страдающим действительно неконтролируемыми побуждениями — клептоманьякам и дипсоманьякам, которые, как показал опыт, не поддаются нормальным мотивам454.

Иногда Хайек отступает от рассуждений ради необязательных и неточных замечаний о сумасшедших, например: «Мы принимаем без доказательств, что другие люди рассматривают различные предметы так же, как мы, или не так же, как мы… (хотя не всегда — т.е. если они не дальтоники и не сумасшедшие)»455.

Биограф Хайека Алан Эбенстайн сообщает, что «когда ему было тринадцать или четырнадцать, всех знакомых священников он просил объяснить, “что они имеют в виду под словом Бог”. Не смог ни один из них. На этом [для него] все и закончилось»456. К сожалению, Хайек не применил такого же скептицизма в отношении идеи безумия. Напротив, его верование в психиатрические фикции имеет неприятное сходство с верованиями благочестивых людей в религиозные фикции. Например, он верил в действительное существование «неконтролируемых побуждений» и в то, что привычки к воровству и пьянству — это настоящие болезни, «клептомания» и «дипсомания».

Поскольку Хайек — исключительно важная фигура в философии либертарианства и поскольку идея о «непреодолимых импульсах» (Хайек называет их «действительно неконтролируемыми побуждениями») — исключительно важная идея в философии психиатрии, кратко отвлекусь на несколько слов об этом оксюмороне.

Человек — одновременно и личность, и тело. И действующее лицо, и объект. Когда хирург спрашивает у пациента согласия на операцию, он относится к пациенту как к личности. Когда он удаляет у пациента под анестезией аппендикс, он относится к телу пациента как к объекту.

Можно относиться к другому человеку так, как если бы он был исключительно объектом — например, рабом, а затем воспринимать его как товар или вещь. Преследование/защиту различных классов людей часто обосновывают за счет низведения их членов в статус объектов, а не действующих лиц, непригодных к свободе, не заслуживающих ее и, пожалуй, нуждающихся в заботе о себе в статусе собственности. Мы, однако, не можем добросовестно относиться к самим себе так, как если бы мы не были действующими лицами. Будет перфомативным[15] противоречием сказать самому себе: «У меня клептомания, я не могу контролировать свою склонность к воровству». Как только человек понимает, что у него имеется склонность воровать, его ответственностью становится контроль над преступным и безнравственным поведением, т.е. перестать воровать или принять последствия такого поведения. Как только человек знает, что «имеет клептоманию», его положение становится неотличимо от положения того, кто знает, что имеет эпилепсию и хочет водить автомобиль. Такой человек не несет ответственности за то, что у него имеется заболевание «эпилепсия», однако — при условии, что приступы поддаются медикаментозному контролю, — он отвечает за то, что у него случаются приступы. И он отвечает за контроль своих приступов, если хочет сохранить для себя привилегию управлять автомобилем.

Пожалуй, самой серьезной ошибкой Хайека в отношении психического заболевания стало принятие догматического утверждения о том, что люди, получившие диагноз «сумасшедший» от психиатров, в силу самого факта напоминают младенцев и идиотов настолько, что не отвечают за свое поведение и, соответственно, ни нуждаются в свободе, ни заслуживают ее.

Нападение психиатрии на философию свободы всегда сосредоточивалось на утверждении, что безумие аннулирует личную ответственность. На протяжении столетий алиенисты, смотрители сумасшедших домов и психиатры настаивали на том, что, подобно младенцам и идиотам, сумасшедшие люди за свое поведение не отвечают. В современном мире, особенно после Второй мировой войны, профессионалы, публика, либералы, консерваторы и даже многие либертарианцы приняли эту точку зрения за удостоверенную опытным путем. Она таковой не является.

Я отвергаю довод о том, что «безумие» — объективно устанавливаемое состояние подобно