— Чем же это я подвел? — вздрогнул Тимоха. Он почувствовал, что получил первый неожиданный удар, что теперь начинается только, а дальше так и пойдет. — Не-ет… — со злом ответил он, готовый сопротивляться.

— Конечно, сплоховал! — сказал Котяй и шагнул поближе. — Еще ты покаешься! — вдруг тонко выкрикнул он. — Приятель, называется!

— А как я тебя ублаготворял! — упрекнул Никита. — Друзья мы с тобой были.

— Всю деревню застелили кумачом… — Злая слюна вылетела у Котяя брызгами, словно во рту был не язык, а весло.

— Тимша! — сказал Жеребцов посуровей. — Народ тебе не простит!

— Бог не простит! — перебил Котяй. — Народ запомнит…

— Это ты мне угрожаешь? — Тимоха разогнулся и подошел к нему с таким видом, словно готов был достать до Котькиной рожи.

— Ну, что? Подумаешь, Егор сосед! — сказал Котяй и бросил кайлу в сторону. — А что тебе? С ним ты никогда не заживешь, как с нами!

— С нами ты бы ни в чем не нуждался! — подтвердил Никита. — Ведь я тебе намекал, что же ты упустил это дело? Ведь ты нам свой, мы бы тебя не выдали и не подвели. Был бы староста-президент! Хочешь Анфиску, золота ли, спирту, товары прямо в Уральское доставляли бы, домой, жене… Дети учились бы… Мог бы послать их в город.

— Что с ним говорить! — сказал Котяй. Он нагнулся за кайлой и шагнул к Тимохе, как бы желая его раскайлить, как ком руды. — Эта власть впрок тебе не пойдет! — опять забрызгался он слюной. — Себе взял, а нас разорил! Мы-то думали, что ты молчишь, так понимаешь с полуслова… А ты куда загнул! Подвел нас!

— Эх! — сказал Никита.

Тимоха заметил, что хотя Никите следовало бы огорчаться сильней Котяя, а он как-то подобрей сегодня.

Из-за отвалов вышли выбранный сборщиком налогов Гуран и Камбала с ружьями.

Гуран в штанах с лампасами и в казачьем мундире с Георгиевским крестом на груди. У него рыжеватые обгрызенные усики с добела выцветшими, опущенными вниз кончиками и карие маленькие глаза.

Сразу видно, что Гуран и Камбала — при исполнении общественных обязанностей. У Камбалы за поясом револьвер новейшей марки и охотничий нож.

Говорили, что Камбала точит его так остро, что можно бриться.

— Не смей указывать! — сказал Тимоха, оглядывая Котяя с ног до головы. — Я — сам! И все! А что ты мне приятель, это докажи…

— Я те докажу! — ответил Овчинников.

— Угощали вы меня? За мое же кровное, намытое! Сколько ты у меня выгреб?

— Ну уж вот это ты зря! Разве мы пользовались? — сказал Никита.

— Это мы-то? — раскрыл рот Овчинников.

«Уж молчал бы… Чью дочь твоя жена к приезжим водит!» — мог бы Тимоха сказать Никите, но сдержался.

Камбала и Гуран, как дисциплинированные чиновники, ждали, пока помощник президента отругается. Наконец, видя, что он пререкается без толку, Гуран сказал:

— Поехали! Президент ждет!

Тимоха сразу сел в лодку.

— Егор велел на восходе быть, — сказал Камбала.

Первые лучи ударили сквозь частый ельник на седловине, и лодка уперлась в пески Кузнецовского берега. Егор затянул ее рукой.

— Работы много! — вылезая, пожаловался Камбала.

— Мыть теперь нам с тобой не придется! — ответил Егор.

Сосед всегда представлялся Тимохе задумчивым, а сегодня показалось ему, что Егор чем-то особенно озабочен.

Кузнецовы уже позавтракали. Васька с безрадостным лицом провез на промывку тачку и нехотя поздоровался, приподняв мятую шляпу.

— Че у тебя рожа кислая? — спросил Тимоха, более желая оживить самого себя, чем Ваську, и рассеять этот страшный чиновничий дух, который, словно тень, навис над дощатым, вымытым после завтрака столом, где предстояло решать дела.

Тимоха не знал, в какое больное место угадал он Ваське и Егору.

— Где-то Катьки не видно? — нарочито зевнул, добавил Тимоха.

Речь шла о том, что отчисления на общественные нужды надо собирать уже сегодня вечером.

— А че с Никитой творится? — перебил деловой разговор Тимоха. — Они с Овчинниковым злы!

— А Никите че? Он же разбогател! — ответил Камбала.

— Как это?

— Он понял, что не на тех напал! — сказал Гуран.

— У него нет ни ума, ни грамотности для обхождения с людьми, ничего нет, что тут потребуется для общества, — подтвердил Силин.

— Никита вчера говорил: поеду домой, буду торговать с инородцами…

— Грабить! — вставил Гуран.

— И вдруг нашел два самородка. Один с кулак. Другой плоский, с пол-ладони.

— А он не сердит на тебя? — спросил Егор.

— Нет… Мы дружные! — отвечал Камбала. — Я со всеми дружен.

«И Егору бог помогает! Умилостивил такого врага!» — подумал Тимоха.

— Никита что-то к тебе подъезжает, — сказал Егор.

— Да он зря старался!.. Это он для вида сердит. Как же! — отозвался Тимоха.

«Конечно, — полагал Тимоха, — Жеребцов еще может отомстить и мне и Егору…»

Сегодня с утра Силин наслушался…

… — Не надо было тебе вчера показываться! — хитро сказал ему Сапогов. — Тогда бы выбрали тебя, а не Егора! Был бы ты не помощником!

Силин знал, что сосед льстит, лжет и утешает.

— Весь народ допрежь был за тебя! — подтвердили вятские бабы из артели, с сожалением оглядывая Силина.

— Благодетель наш! — поклонилась встретившая его толстая баба, с большими и бесчувственными глазами навыкате.

Отпустив своих помощников, Егор пошел в забой.

… Егор покайлил, размялся. Приостановился, разогнулся, слышно стало, как грозно шумит река. В горах скоро начнут таять снега.

Небо стало чистым и синим, только чуть заметны на нем белые прядки, как бы уходят последние остатки непогоды. Где-то близко уж лето, жаркий зной.

— Ну, что, сын? — спросил Егор, когда подъехала тачка. Василий мрачен и работает нехотя. — Может, женишься?

— На ком это? — деланно удивился Вася.

— На Катерине…

— А-а! — отозвался он.

— Я пойду сватать, — сказал Егор. — А то…

Васька не смотрел ему в лицо и все отводил глаза.

Татьяна ничего не промолвила, подала Егору новую рубаху.

«Вот как приходится! Все не как у людей!» — подумал Егор. Минуя ломовский участок, он прошел за ключ к матросу.

Федосеич и Катя обедали. Егор поклонился.

— Бог на помощь.

— Кушать с нами! Милости прошу! — ответил ему матрос.

Катя подала Егору котелок и ложку.