– Легонько.

– Вот и завали ее, на хрен, без особых церемоний. Авось ипоявится кое-какая ясность. Если она решит, что ты, простяга, поплыл, может и обозначитьзадачу...

– Есть, босс...

– Я серьезно, между прочим, – хмуро сказал Лаврик.Грустно улыбнулся. – Между прочим, я в этом плане всегда тебе завидовал.Вечно оборачивалось так, что ты не только морды бьешь и ножи метаешь, но еще икрасоток в темном уголке прижимаешь, причем всякий раз как-то такоборачивается, что это идет на пользу делу и претензии тебе высказывать трудно.А дядя Лаврик где-то в сторонке уныло ведает безопасностью...

– Да ну, чему тут завидовать, – сказал Мазур. –Добрая половина из этих красоток всерьез собиралась меня прикончить, и тут ужважно было не пропустить момента.

– Исторической точности ради нужно добавить, что порой не тысам справлялся, а вовремя возникал, как чертик из коробочки, дядя Лаврик...Ежели вспомнить очаровательную Мэй Лань, то еще неизвестно, кто кого пристукнулбы там, на палубе – ты ее, или наоборот. Будешь спорить?

– Не буду, – сказал Мазур. – Настроения нет.

– Ну-ну... А вот в Африке меня, учти, не будет. Так что тыуж там постарайся не словить свинца в организм.

– Постараюсь, – сказал Мазур. – Мы вам не что-либогде, а где-либо как...

«...в Африке большие злые крокодилы...» – повторял про себяМазур, шагая вслед за майором вдоль высокой темно-коричневой стены, сложеннойиз плоских, огромных камней. Дурацкие стишки, конечно. В Африке – как и на всехпрочих континентах, кроме разве что Антарктиды – самое опасное животное как разчеловек. И бояться его порой нужно больше, чем безобидных, в общем, горилл и неособенно опасных, если знать их повадки и охотничью манеру, крокодилов...

Майор резко свернул вправо, Мазур последовал его примеру, иони быстрым шагом отошли метров на двести от древнего города. Остановились накраю круглого склона. Вид отсюда открывался великолепный. Обрыв тянулся неменее километра, постепенно переходя в зеленую равнину, справа были горы ислева горы, а впереди, еще километрах в полутора, текла извилистая речушка,рощицы кудрявых деревьев и заросли кустарника окружали з а в е д е н и е –десятка три домов, старательно стилизованных под классические хижины здешнихплемен (оборудованные внутри всеми возможными удобствами и обставленные не хуженомера в европейском дорогом отеле). Круглые дома, высокие конусообразныекрыши, покрытые пластиковой имитацией широких листьев... С такого расстоянияникаких следов цивилизации и не усмотришь. Можно подумать, самая настоящаядеревня то ли балубе, то ли фусу. Накатанные джипами колеи, вертолетнаяплощадка...

– Посмотрите наверх, – сказал майор.

Вообще-то он держался хотя и чуточку натянуто, но все жедовольно вежливо, если Мазур и вызывал у него определенную неприязнь, старалсяэтого не выдать. Понять его, в принципе, можно: будь Мазур на его месте,командиром роты спецназа, оцепившей развалины в преддверии визита президента, изаявись к нему этакий вот, совершенно незнакомый столичный хлыщ, консультантхренов из президентской службы безопасности, да еще с кожей другого, не к о р ен н о г о цвета – Мазур, ручаться можно, чувствовал бы себя как минимумнеуютно. Подобные визиты могут привести к мысли, что тебе, хотя ты и особопроверенный командир роты, все же не доверяют до конца, сомневаются в твоихпрофессиональных качествах, раз из столицы нагрянул контролер...

А потому Мазур старался держаться предельно корректно ивежливо, без единого намека на то, что он наделен полномочиями проверять иконтролировать. Хотя те бумаги, которыми его снабдили и которые майор,разумеется, проштудировал усердно, именно этот смысл и заключали...

– Мы здесь десантировались три дня назад, – сказалмайор тем же ровным тоном, на безукоризненном английском. – С того моментаКиримайо полностью взят под контроль. Город тщательно обыскали, он сразу же былоцеплен. Видите часовых наверху?

Мазур всмотрелся. Наверху, на гребне стены и плоских крышахзданий и в самом деле маячили в бдительных позах люди с автоматическимивинтовками. Со своего места он мог насчитать не менее десяти, но наверняка ихтам было гораздо больше.

– Круглосуточные патрули, – продолжал майор. –Ночью мы их удваиваем. У нас есть четыре прибора ночного видения, снабженные ктому же детекторами.

– Движения или тепловыми?

– Тепловыми. Любое перемещение достаточно крупного по массеобъекта не пройдет незамеченным.

Медленно продвигаясь к городу, они прошли мимо часового – онвыглядел орлом, стоял, как на старом советском плакате «Граница на замке»,расставив ноги, держа перед собой английскую автоматическую винтовку, не отводяглаз от равнины. Крепкий верзила с племенными насечками на щеках – их,насколько Мазур помнил, делают в двенадцатилетнем возрасте, когда мальчикаофициально посвящают в мужчину.

У самого майора таких насечек не было. Мазур спросил:

– У вас в роте много фусу?

– Примерно три четверти личного состава, – четкоответил майор. Поднял брови: – Вы в этом разбираетесь?

– Давненько, – сказал Мазур. – Я тут не впервые.

Майор поторопился добавить:

– Все эти трайбалистские штучки – в далеком прошлом. Всякийгражданин республики пользуется дарованными ему конституцией правами независимоот племенного происхождения. С пережитками мы боремся всерьез...

– Вы в Англии учились? – спросил Мазур.

– В Сандхерсте.

– Неплохо... – сказал Мазур тем же нейтральнымтоном. – А можно узнать, вы из деревни или из города?

– Я – городской, из Кисунаяре.

Отец – работник министерства транспорта... А почему выспрашиваете?

– Горожане посреди дикой природы порой чувствуют себя далеконе так х в а т к о, как деревенские...

– А вы, простите? – поинтересовался майор с хорошоскрытой иронией.

– Горожанин, – со вздохом признался Мазур. – Номеня кое-чему учили долго и старательно, да и опыт есть...

– Представьте себе, у меня тоже. Англичане дают спецназуотличную подготовку...

– Не сомневаюсь, – серьезно сказал Мазур.

Самое смешное, он чувствовал себя в некоторых вопросахгораздо компетентнее этого подтянутого вояки в безупречном мундире, пахнущегохорошим дезодорантом, хорошей туалетной водой, хорошим трубочным табаком.Горожанин, причем потомственный. И старые племенные обычаи для него, ручатьсяможно, не более чем пережиток колонизаторского прошлого, символ отсталости, скоторым следует бороться. И вряд ли майор хорошо знает н ю а н с ы, с которымиМазур-то как раз знаком гораздо лучше – поскольку двадцать лет назад никакойтакой борьбы с «трайбализмом» еще не велось...