– Могу я теперь взглянуть сквозь стекло?

– Пока нет, Чудо-Юдо, чуть позже. Мир уже не тот, когдасумерки наступают среди дня. Ландшафт полон тревоги. Она слышит крик совы влесу, и этот звук заставляет ее задрожать. Дэбби Рейнолдс закончил свойрепортаж, и после ведущего запоет Марвин Гэй.

– Смотри на озеро! – говорит ей отец, и она видит, какдрожащие сумерки накрывают окрестности, все цвета гаснут, оставляя толькобледные пастельные тона. Ей становится страшно; он говорит ей, что надо небояться, а получать удовольствие, – смысл этих слов она поймет позже. И теперь…

– Папа? Пап, оно ушло. Могу я…

– Да, вот теперь в самый раз, но когда я скажу: довольно,значит, довольно. Никаких споров, понятно?

Он дает ей три задымленных стеклышка в коробке, но сначалащипцы. Потому что он сделал эти стекла из осколков оконного стекла и не оченьдоверяет себе как стеклорезу. И теперь, когда она воскрешает этот день, ееразум вдруг спотыкается о сказанную им тогда фразу:

– Я вовсе не хочу, чтобы мама…

…вернувшись домой, нашла записку…

Глаза Джесси широко раскрылись, когда она произнесла этислова, и первое, что она увидела, был пустой бокал Джералда, все еще стоящий наполке. Он располагался прямо над ее правым наручником.

– ..что я увез тебя на «скорой» в больницу, где тебе должныпришить пару отрезанных пальцев.

Только теперь Джесси поняла смысл этого воспоминания:поняла, что хотела ей напомнить девочка. Ответ не имел ничего общего со страннымповедением отца и с пятном на ее старых хлопковых трусиках. Речь шла обосколках оконного стекла, которыми можно так порезать пальцы, что их придетсяпотом пришивать. Она уронила крем, однако остается последний способ смазки, нетак ли? Последний способ достичь Земли Обетованной. Это кровь. Пока незастынет, кровь так же масляниста, как крем.

«Это будет очень больно, Джесс».

Естественно, это будет чертовски больно. Где-то она читала,что в запястьях меньше нервных окончаний, чем во многих других жизненно важныхчастях тела: именно поэтому вскрытие вен, особенно в теплой воде, было самымраспространенным способом самоубийства еще у патрициев Древнего Рима. Крометого, ее руки наполовину атрофировались.

– У меня, кретинки, атрофировались мозги, когда я позволилаему заковать себя в эти кандалы, – прохрипела она.

«Если ты вскроешь вены слишком глубоко, то умрешь откровотечения, как те римляне».

Да, такой риск есть; однако если вообще не резать, то наступитсмерть от жажды.., если до тех пор не явится ее новый друг с коробкой костей икамней.

– Решено, – сказала она. Ее сердце колотилось, а сознаниебыло ясным, как никогда. Время возобновило свой отсчет, как товарный поезд,который стоял на запасном, а теперь снова вышел на главный путь. – Будемрезать.

«Слушай, – произнесли два голоса, и Джесси с изумлениемузнала голоса Рут и Хорошей Жены… Давно она их не слышала. – Слушайвнимательно, Джесс».

– Я слушаю, – произнесла она, не отводя глаз от бокала. Одиниз набора, который она купила на распродаже три или четыре года назад. Шестьили семь бокалов уже разбились. Скоро будет разбит еще один. Она сглотнула искривилась от боли; это было похоже на глотание камня, завернутого во фланель.– Я внимательно слушаю.

«Учти, Джесс, ты больше не имеешь права на ошибку. Когда тыначнешь это, ты уже не сможешь остановиться. Все должно произойти быстро, иначеты потеряешь сознание раньше, чем освободишь руку. Но помни: даже если всепойдет плохо…» -..Все будет хорошо, – прервала Джесси. К ней вернулисьуверенность и спокойствие. Ситуация, с ее точки зрения, обрела изящнуюпростоту. Разумеется, она не хотела умереть от потери крови – но это все желучше, чем судороги и жажда. Лучше, чем он. Призрак или зловещий незнакомец.

Она облизала сухие губы шершавым языком и попыталасьпривести свои мысли в порядок, как это она сделала перед тем, как начатьоперацию с кремом, который теперь лежал без толку на полу около кровати. Оназаметила, что думать стало труднее. Мешали отрывки из какого-то блюза, ароматлосьона отца… Потом послышался голос Джералда. Он, казалось, говорил с пола:

«Скоро он вернется, Джесси. Ты ничем не сможешь остановитьего. И я не приду к тебе на помощь, моя гордая красотка!» Джесси взглянула натруп мужа, но тут же отвела глаза. Джералд, казалось, смотрел на нее созлорадной усмешкой. Она все свое внимание сосредоточила на бокале, и черезнесколько минут мысли пришли в порядок.

Десять минут она снова и снова обдумывала все операцииплана. По правде говоря, их было немного. Тем не менее она мысленнопроанализировала по несколько раз каждое движение, выискивая малейшуювозможность ошибки, которая теперь, уже окончательно, могла стоить ей жизни.Вроде бы все получалось, только в конце она могла потерпеть фиаско: надо былодействовать быстро и успеть до того момента, когда кровь начнет сворачиваться,и тогда или она быстро освободится, или потеряет сознание и умрет.

Она еще раз мысленно прорепетировала всю последовательностьопераций, не отбрасывая неприятные подробности, а исследуя их шаг за шагом, какона считала петли на шарфе, который когда-то вязала.

Пес, который грыз кость на лужайке у дома, насторожился,встал и побежал к лесу. Он снова уловил тот зловещий запах, который однажды ужезаставил его в страхе убежать.

12 – 12 – 12 – светилось на часах, и сколько бы ни быловремени на самом деле, настал ее час.

«Еще одно, пока ты не начала. Ты сейчас в хорошей форме, ноне сорвись. Это твой последний шанс. Если ты уронишь бокал на пол, то уже ничтотебе не поможет».

– Пес, вход воспрещен! – крикнула она громко себе и Принцу,не зная, что он уже убежал в лес. Она сосредоточилась, в мозгу ее прозвучалаеще одна молитва, и теперь она решила, что окончательно готова.

Джесси потянулась к бокалу на полке правой рукой без прежнейпреувеличенной осторожности. Рут Нери подсказала ей, что теперь нужна нестолько осторожность, сколько решимость взять молот и ударить, причем ударитьсильно.

«Надо почувствовать себя самураем перед харакири», –подумала она и улыбнулась.

Джесси сомкнула пальцы на бокале, который доставала с такимтрудом, посмотрела на него еще раз – так садовник смотрит на странное растение,выросшее в его саду, – и подняла его. Она присмотрелась, зажмурила глаза, чтобыобезопасить их от осколков, и резко ударила бокалом о полку. Раздался хорошознакомый ей звук бьющегося стекла. Так разбиваются все бокалы и вазы в мире,падая со стола на пол; так они падали в ее детстве. Просто – дзынь! – и испуг,но ничего такого, что указывало бы на начало операции по спасению собственнойжизни.