Интернет перенаселен всевозможными мародерствующими онлайн-кланами (форумами, платформами, сообществами, хештегами), где люди сначала примеряют на себя маску тролля, а только потом задают вопросы. Анонимность подогревает агрессию, а ограничения во времени и в количестве символов не позволяют описывать нюансы, а призывают четко и контрастно обозначать свою позицию. Ограничения усиливают, как мы узнали от Арье Круглански, нашу потребность в когнитивном закрытии, которое опускает занавес беспристрастного, информированного анализа в середине шоу.

Сегодня правда стала валютой, за деноминацию которой отвечаем мы сами. Цена инакомыслия высока. Пересмотрите категории людей, лишите ценности валюту воинственного субъективного абсолютизма, как это сделал я, и вы попадете в самое пекло, словно нарисовали мишень на своей спине.

Пока не вышла моя книга о психопатах, все были довольны существовавшей концепцией. Были миллионы других книг о гангстерах, насильниках и серийных убийцах, рассказывающих нам, насколько они злы. Наш мозг строит нездоровый умственный зверинец, в котором монстров и призраков наших самых глубоких и темных кошмаров надежно удерживают под замком. Их заперли в клетках категорий, лишили возможности сбежать, и мы наблюдаем за ними на досуге, зная, что между нами и ими стоят толстые стержни из усиленной когнитивной стали.

Но книга «Мудрость психопатов» все изменила. Она открыла двери этих тщательно построенных клеток и позволила призракам и монстрам свободно бродить, так что внезапно, тихо и небрежно, они вышли и прогуливаются среди нас.

Как и многие революционные идеи, утверждение о том, что не все психопаты плохие, а некоторые из них хорошие, бросило вызов нашему взгляду на то, кем мы являемся на самом деле.

«Бей или беги»: «Есть ли у тех, кто идет туда, куда ангелы боятся ступить, больше общего с демонами, с которыми они сталкиваются, чем мы могли бы подумать?»

«Мы или они»: «Кто из нас может бросить первый камень?»

«Правильное или неправильное»: «Могут ли добродетели и пороки быть вырезаны из одной ткани?»

Мы перерисовали линии заново, и к этому нужно привыкнуть.

Факты против правды

Мы прошли долгий путь с тех пор, как около века назад в начале пятой главы двигались по границе России и Финляндии. Эту линию, как вы, возможно, помните, тоже нужно было перерисовать. В тот момент русская и финская зимы стали для фермера сильно отличаться друг от друга, по крайней мере, в сознании хитрого финского фермера. Конечно, перенос границы на несколько метров не изменил бы ситуацию кардинально. И есть вероятность, что фермер об этом знал, как и представители России и Финляндии. Но есть шанс, что мужчина вовсе не пытался сыграть в неведомую другим игру: возможно, когда он начал мыслить черно-белыми категориями, он также стал неверно воспринимать условия по обе стороны границы.

Проведенные линии не только разделяют людей, но и способствуют усилению раскола – между людьми, концепциями, вероучениями, философией. Постройте клетку для любого животного или существа и поместите предполагаемого «зверя» или «монстра» за решетку. Он мгновенно станет более опасным, во всяком случае, в нашем воображении. И это можно доказать.

Возьмем цвет. Исследования показывают, что при оценке сходства между тремя разными оттенками наблюдатели оценивают два оттенка одного «лингвистического племени» (например, A и B на рисунке 12.1 ниже) как более близкие, чем два оттенка из разных «языковых племен» (например, B и C), даже несмотря на то, что отличия в каждой паре (с точки зрения длин электромагнитных волн) идентичны.

Рисунок 12.1. Цветовое предубеждение

Того простого факта, что оттенок C считается синим, достаточно, чтобы представить его менее похожим на оттенок B, чем оттенок A, который относится к зеленой части цветового спектра.

Чтобы понять, как принцип акцентуации (так его называют специалисты в области социального познания) может работать в повседневной жизни, давайте проведем небольшой мысленный эксперимент. Представьте, что вам нужно оценить максимальную скорость трех автомобилей: A, B и C. Вы ведете машины по гоночному треку, все сильнее нажимая педаль газа на каждом круге, а затем делаете оценку (разумеется, спидометр отключен). Но есть загвоздка. Автомобиль А – это Ferrari. Автомобиль B – это Maserati. А автомобиль C – это Fiat. Плюс еще один подвох. Я оснастил каждое транспортное средство ограничителем скорости. Максимальная скорость Ferrari составляет 145 километров в час, Maserati – 130 километров в час, а Fiat – 115 километров в час.

Сможете ли вы понять, какая машина двигалась быстрее? В одном точно можно быть увереным: вы будете считать, что максимальные скорости автомобилей A (Ferrari) и B (Maserati) более похожи, чем максимальные скорости автомобилей B (Maserati) и C (Fiat), хотя разница в скорости между каждой парой на самом деле одинакова (15 километров в час).

Причина этого проста: при прочих равных вы можете начать задачу с разумного предположения, что более дорогие автомобили также и более быстрые. И когда вас попросят оценить скорость автомобиля, ваша оценка будет зависеть от марки машины и от того, насколько она престижна.

Другими словами, как только мы начинаем оценивать субъекты, относящиеся к близким, но различным категориям, наше мнение перестает опираться исключительно на наше восприятие, а начинает зависеть от факта принадлежности субъектов к категориям более высокого порядка.

Как только мы говорим о категориях, мы переходим к разговору о черном и белом.

В марте 2020 года, пытаясь замедлить распространение коронавирусной инфекции, бывший премьер-министр Великобритании Тони Блэр предположил в интервью Sky News, что массовое тестирование значительной части населения страны («практически всех») – важный шаг в борьбе с болезнью. Реакция в Twitter была максимально поляризованной: некоторые сочли это в высшей степени разумным предложением, а другие напомнили, что Блэр не проявил должной осмотрительности перед тем, как вступить в кампанию в Ираке в 2003 году и позволить британским военнослужащим погибнуть, а потому заявление о тестировании можно счесть абсурдным. Кто-то даже собирался подать петицию, чтобы запретить политику делать какие-либо дальнейшие заявления по этому поводу.

Недовольство ситуацией с Ираком отвлекло внимание от центральной проблемы – пандемии. Когда внимание общественности переключилось на Блэра, его комментарии стали оценивать не на основе содержания, здравого смысла или обоснованности. Предложения стали судить по источнику, откуда они исходили[106].