Как мы уже знаем, ближайшим другом Роона был Клеменс Теодор Пертес, видный профессор римского права в Боннском университете, основатель Христианского союза миссии спасения (внутренней миссии) и первого общежития для молодых рабочих в Бонне45. Правоверный лютеранин, он с такой же страстью занимался и политикой. Профессор лично знал всех, кто играл какую-либо значимую роль в прусском обществе (семейство Пертесов владело солидным издательским бизнесом), а христианство не мешало ему хорошо разбираться в людях. Несмотря на разные жизненные интересы, Роона и Пертеса связывала многолетняя и прочная дружба. Пертес, хотя и был моложе, стал для Роона духовником, с которым он делился своими мыслями и сомнениями. Пертес не доверял Бисмарку и настраивал соответствующим образом своего друга Альбрехта фон Роона. В декабре 1859 года он послал новому военному министру на удивление провидческое письмо, советуя держаться подальше от реакционеров и ультраконсерваторов газеты «Кройццайтунг», которые попытаются использовать его назначение в своих целях. Профессор предупреждал: он – не калиф на час, ему назначено творить историю. Пертес писал:

...

Дирк Вальтер в своей недавней книге о военной реформе в Пруссии специально отметил отсутствие серьезных исследований преобразований, проведенных Рооном47. По его мнению, все они имеют «мифологический» характер. Историки считают их «важными», потому что так думали и военачальники шестидесятых годов, и исследователи, появившиеся после шестидесятых годов. Но так ли это на самом деле? Даже более современные военные историки повторяют старую легенду. Вальтер не обнаружил ни малейших попыток установить, почему простое увеличение нормы призыва на 23 тысячи человек, создание 49 новых полков и исключение ландвера из полевой армии вызвали столь масштабные качественные последствия48.

А «важными» военные преобразования стали скорее всего в силу того, что приоритетными их сделал Вильгельм I. 12 января 1860 года принц-регент прочитал целую лекцию главным вельможам и генералам о первостепенности реформирования армии. Она произвела впечатление и на Леопольда фон Герлаха, отметившего: «Я узнал много нового… Военная реформа имеет огромное значение, которое со временем станет еще очевиднее»49. Преобразования представлялись настолько важными, что будущий король назначил Роона военным министром, а это обстоятельство тоже приобретало особую важность, поскольку Роон знал Бисмарка еще в подростковом возрасте и высоко ценил его способности. С первых дней вступления в должность министра Роон не уставал склонять регента, а потом короля к тому, чтобы возвысить Бисмарка.

...

Безусловно, реформы Роона были значимы в военном отношении. Численность действующей армии и активного резерва увеличивалась более чем на пятьдесят процентов. Преобразования гарантировали, что приумноженная армия будет лучше обучена. Трехлетняя действительная служба обеспечивала трансформацию гражданского человека в полноценного прусского солдата, хотя эта концепция и подвергалась нападкам парламентской оппозиции с 1859 года вплоть до Первой мировой войны. Реформы принижали значение народных ополченческих резервов, что вызывало недовольство офицеров запаса и патриотической буржуазии. Они значительно повышали расходы на содержание армии и, самое главное, сталкивали лбами корону и парламент по животрепещущей прусской проблеме: какой должна быть армия – королевской или парламентской?

Реформы стали приоритетными, потому что так пожелал король. Из всех Гогенцоллернов Вильгельм после Фридриха Великого оказался самым приверженным военачальником. Он был не только выдающимся полководцем, но и мыслителем, обладавшим собственными взглядами относительно будущего прусской армии. Еще в 1832 году Вильгельм написал несколько пространных меморандумов о необходимости трехлетней действительной службы для того, чтобы «превратить крестьянина в хорошего солдата». Третий год службы играет самую главную роль в формировании Soldatengeist , воинского духа, способного в смутные времена защитить власть. Волна революционных мятежей, прокатившаяся по Европе в 1830 и 1831 годах, придавала весомость аргументам принца. 9 апреля 1832 года он писал Карлу Георгу фон Гаке, возглавлявшему военное министерство при Фридрихе Вильгельме III50:

«Революционные и либеральные партии Европы постепенно размывают основы, на которых зиждится поддержка и уважение власти сюзерена, лишая его безопасности во времена смут и угроз. Естественной основой такой поддержки служат армии. Чем сильнее воинский дух в армии, тем труднее его сломать. Дисциплина и слепое повиновение могут войти в привычку только в результате длительных усилий, и тогда в момент опасности монарх может положиться на свои войска»51.

Уроки Штейна, Шарнхорста и Гнейзенау были позабыты. Принц-военачальник решил возродить концепцию «повиновения трупа» как единственное средство сохранения абсолютистской власти монарха. Если солдат должен стрелять в своих сограждан, то он должен уподобиться трупу, то есть не задумываться и не испытывать никаких чувств, чтобы не проявить слабость.

Принц – очень наивно – совершенно не принимал в расчет возможную реакцию парламента, а она была откровенно враждебной, когда Роон представил законопроект в феврале 1860 года. Либералы ужаснулись. Особенно их возмутило огромное возрастание бюджетных расходов на армию, этого оплота монархии против того же парламента и представительных институтов. Умеренные либералы пошли на компромисс в отношении обычного военного бюджета, но парламент категорически отказался одобрить предложения Роона по наращиванию армии и увеличению финансирования. Корона и парламент сцепились рогами, и уступать не желала ни одна из сторон.

Пока Роон осваивал новую должность министра, Бисмарк томился ожиданиями и надеждами. Он не мог уехать в Петербург, не узнав в точности, какое будущее ему уготовано. 21 января 1860 года советник фон Цшок, прусский дипломат в Штутгарте, сообщал Максу Дункеру, либералу и профессору истории: