готов к работе. С новым освещением внутри сразу становится уютнее и просторнее. Оливер не может дождаться, когда Вера увидит, как можно преобразить пространство, всего лишь наладив свет.

– Что ж!

Джулия отступает на шаг, чтобы полюбоваться проделанной работой. Она содрала все постеры, которые во многом служили обоями, и теперь остались грязно-белые стены с прогалинами от клея. Вообще, это выглядит жутко. Но Оливер видит в этом процесс преображения, возвращения к жизни.

– Отличная работа, – говорит Джулия, словно прочитав его мысли.

Оливер улыбается ей и ударяется с Эммой кулаками.

– Вера говорила, что Сана рисует, значит, стены надо предоставить ей. Как думаешь?

Джулия усмехается.

– Отличная идея. Да, я видела некоторые из ее работ, это что-то с чем-то.

– Сана рисует птиц, – объявляет Эмма.

Прошлым вечером Сана приходила к Вере на чай и порисовала с Эммой, в то время как Джулия выполняла новый заказ по фотографии.

– Верно, – говорит Джулия. – А еще цветы и людей, и все выглядит волшебно, правда?

Эмма кивает.

– Я нарисовала корейскую птицу.

– Корейскую птицу? – Оливер пытается представить, как она может выглядеть.

– Райскую, – подсказывает Джулия.

– А… – Оливер улыбается Эмме. – Теперь понятно. Хотелось бы посмотреть. Покажешь в следующий раз, когда я приеду?

– Посмотрим, – отвечает Эмма и переключает внимание на свои пальцы.

В устах Эммы это весьма обнадеживающее заявление. Оливер оглядывает магазин.

– Рики сказал, что займется мебелью, я наладил проводку и водопровод, так что… – Он вдруг чувствует некоторую неловкость и прячет руки в карманы. – Полагаю, всё. Для нас пока никакой работы.

На самом деле уходить ему совсем не хочется, потому что есть вероятность, что он пойдет в одну сторону, а Джулия с Эммой – в другую.

Оливер не знает, как относиться к возобновлению их дружбы. И дело не только в их прошлом. Вера сказала ему, что Сана и Рики вычеркнуты из списка подозреваемых, так что… остается он и Джулия. И хоть ему претит сама мысль об этом, и больно представлять Джулию в таком свете, сложно отрицать ту силу, что таится под этой хрупкой оболочкой. Потому что у Джулии внутренний стержень из стали. Будь он на ее месте, разве сам не дошел бы до точки? Не искал бы способ выбраться из этих токсичных отношений? Порой подозрения так накатывают на него, что он не знает, куда деть глаза.

Джулия первой прерывает молчание:

– Как дела у отца?

Вопрос сбивает его с толку.

– Не знаю, – признается он наконец. – Мы давно не виделись. Бывает, я пишу ему по утрам, но он редко отвечает.

Просто произнося эти слова, Оливер осознает, какой ужасный из него сын. Что с того, что он регулярно приносит отцу покупки и оставляет у двери? Это смехотворно, всего лишь символический жест и скорее стремление почувствовать себя лучше, нежели помочь отцу.

– Хочешь, навестим его? – предлагает Джулия. – Он ведь живет неподалеку, и было бы мило…

– Да, конечно. – Про себя Оливер перебирает сотню причин для отказа, однако ноги сами выносят его из магазина, этого безопасного кокона.

Джулия предлагает купить продуктов и булочек для его отца, поэтому они идут по Стоктон-стрит, где Джулия выбирает фрукты и овощи. Потом заходят в пекарню, садятся за небольшой столик, и Эмма поедает кекс с ананасом размером с ее лицо.

– Люблю кексы с ананасом, – объявляет Эмма неожиданно низким голосом.

Оливер невольно улыбается, с обожанием глядя на племянницу. Каким непостижимым образом человек вроде Маршалла умудрился породить такое чудесное создание? На краткий миг Оливеру представляется, будто это его семья: Джулия – жена, а Эмма – дочь. Чувство стыда не заставляет себя ждать. Господи, что за мысли такие, мечтать о жене и дочери покойного брата? Оливер прокашливается и спрашивает Джулию, как продвигается работа над фотографиями.

У Джулии мгновенно загораются глаза.

– Я обработала фотографии Кэсси, и они великолепны! Из четырех сотен выбрала двадцать семь лучших. Скажи, что ты думаешь.

Она достает телефон из заднего кармана, находит фотографии и передает ему.

Еще в школе Оливер знал, что у Джулии врожденный дар. В том числе за это он затаил обиду на Маршалла. Оливер видел, как Маршалл методично уводил Джулию все дальше от фотографии. Как-то раз он сказал ему прекратить, и в итоге они не разговаривали больше месяца. Оливер знает, что у нее талант, и все равно от фотографий Кэсси захватывает дух. Джулия как будто преображается с камерой в руках, словно сливается с ней в единое целое. Кажется, она подсознательно знает, как расположить объекты и людей и поиграть со светом так, чтобы раскрыть самую их суть.

Оливер никогда не встречал Кэсси и не видел роликов с ней, но, глядя на фотографии, чувствует, словно давно ее знает. Он даже слышит ее полный жизни и неуловимо робкий смех. Он видит огонь в глазах, четкую линию подбородка, столь искусно тронутого вечерним калифорнийским солнцем.

– Ох, черт… Это потрясающе, Лия.

Джулия закатывает глаза и пытается сдержать улыбку.

– Ой, брось.

– Я серьезно. Ты их уже отправила?

– Нет, отправлю вечером. Я была не вполне уверена и немного затянула с ними.

Оливер отдает ей телефон.

– Не знаю, о чем тут беспокоиться, это потрясно. Я уверен, Кэсси будет в восторге.

Джулия с улыбкой убирает телефон.

– Ладно, ботаник. Спасибо.

Оливеру столько всего хочется сказать. Как он счастлив, что Джулия снова занялась фотографией. Как скучал по ней. И как ему хотелось, чтобы она была с ним. Как возлюбленная, да, но прежде всего как друг. Ему не хватало их болтовни за ланчем или по дороге из школы. Он еще помнит, как Джулия носила рюкзак, заложив большие пальцы под лямки. Хочется сказать ей все это, но Оливер понимает, насколько это будет неуместно сейчас. И он так рад ее компании, что не хочет рисковать и смущать ее. Поэтому просто кивает.

Они берут пакеты с покупками и идут к дому его отца. Оливер жмет кнопку звонка и, когда из динамика раздается голос отца, говорит:

– Привет, папа, это я. СДжулией и Эммой.

Отец отвечает после некоторой паузы:

– Не могу. Не сегодня.

– Но мы принесли тебе продуктов.

Оливер оглядывается на Джулию и Эмму, и в животе все сжимается. Трудно поверить, что отец не желает увидеться с собственной внучкой. Какого черта, что с ним не так? Конечно, Оливер всегда знал, что отец больше любит Маршалла, но это определенно переходит всякие границы. Эмма его единственная внучка. Кто-то другой на его месте уже сбежал бы вниз и закружил ее в воздухе. Эмма еще слишком маленькая, чтобы