увязнешь. Поверь!

– Верю!.. Но все-таки… Федор Иванович, сердце у тебя золотое. Ведь ты завтра у них будешь… Скажи обо мне так, между прочим, а?

– Вот что, братец мой: если у тебя любовь, то это болезнь, и болезнь опасная, ее лечить надобно. И клин вышибают клином. Лечи свою любовь любовью, этакой, понимаешь, общедоступной. Потому что я тебе не враг. Я к тебе зла не питаю, твой талант я люблю и в пропасть тебя толкать не хочу… Все!

Ах, как был прав мудрый Федор Иванович, но Пушкин настаивал на своей просьбе.

– Друг мой! Ведь ты мне друг? Пойми, как же я поеду на Кавказ, если у меня не будет даже надежды?..

– Вот и бери с собой Надежду, а Наталью оставь!.. Это безнадежное дело, пойми ты, голова, раз и навсегда!

– Федор Иванович, я уверен, что ты меня выручишь. И буду я тогда твой вечный должник…

– Хорош ты будешь должник, когда в долговой яме невылазно сидеть будешь… Но, черт с тобой, – сдался, наконец, Толстой, – сказать, конечно, я могу…

Пушкин радостно бросился его обнимать.

– Только скажи, больше ничего! Только скажи!..

На следующий день Толстой покатил в своей карете к Гончаровым, дом которых находился на углу Никитской улицы и Скарятинскго переулка.

В первом часу дня на обычную утреннюю молитву собиралась женская половина семейства.

Мать замечает у дочери Александры в руках книгу.

– Что это у тебя? Молитвенник?

Александра пытается спрятать книгу в рукав, но не успевает.

– Это, мама?.. Да, это…

Мать замечает, что это никакой не молитвенник.

– Ты что это себе позволяешь? – кричит она на дочь. – Кто тебе, дуре, ее дал?

Наталья Ивановна бьет дочь ладонью по щеке. Из рук Александры книга падает на пол.

– Натали, подними и дай мне… Что-о? «Стихотворения А. Пушкина»? Та-ак?..

И Наталья Ивановна с силой бросает злосчастную книжечку стихов в дальний угол молельни.

В это время за дверью раздаются дикие крики:

– Держите! Уйде-ет!..

В дверь врывается растрепанный, в сером байковом халате Николай Афанасьевич, муж Натальи Ивановны.

Николай Афанасьевич приближается к дочерям, кричит громко:

– А царица, с царевнами!.. А царевичи, царевичи где?.. Где царевичи?..

В ужасе, пятясь от мужа, визгливо кричит Наталья Ивановна:

– Вяжите его! Вяжите!

Но Николай Афанасьевич хватает Натали, тискает ее, приговаривая:

– Ца-ре-вна Ле-бе-дь! Царевна Лебедь!..

Натали визжит, вырывается из отцовских объятий…

Лакеи бросаются на Николая Афанасьевича, вдруг завывшего волком. Они опрокидывают его и вяжут ему руки.

Наталья Ивановна топочет ногами, кричит:

– Вон его! Несите вон его отсюда!.. Несите же!.. Тащите его!..

После долгих поисков и увлечений вот в такую семейку решил вляпаться величайший поэт Александр Сергеевич Пушкин. Все-таки странны эти повороты жизни. От судьбы, как говорится, никуда не деться…

В комнату входит ключница Аграфена и говорит таинственно:

– Барыня, там гости к вам… Их сиятельство граф Толстой.

Раздается стук в дверь и голос Толстого:

– Наталья Ивановна, к вам можно?

– Войдите, граф! – томно произносит Наталья Ивановна, оправляя платье.

Входя, Толстой кланяется.

– Приношу мое почтение, дорогая Наталья Ивановна, и свои извинения, если оторвал вас от чего-либо важного.

– Здравствуй, граф, – сладким голоском отозвалась она, подставляя руку для поцелуя.

– Очень рад видеть вас здоровой и цветущей, – кланяется князь, целуя ее руку.

– Какое уж у меня здоровье, граф, – жеманясь, говорит Наталья Ивановна, – в мои-то годы? Идемте в мою комнату, граф.

Но Толстой заупрямился уходить из молельни.

– Я всегда был уверен, что это тоже ваша комната… И знаете ли, дорогая Наталья Ивановна, святость этих ликов вокруг нас как нельзя лучше соответствует предмету моей с вами беседы… Нет, вы разрешите мне здесь. Я сейчас молитвенно настроен по случаю очень серьезного дела. Поверьте, я искренне говорю! – прикладывая руку к сердцу, с ноткой торжества в голосе, сказал граф.

Это несколько насторожило Наталью Ивановну.

– Садитесь, граф!

Они сели, Наталья Ивановна тяжело вздохнула:

– Ах, все эти серьезные дела, граф, мне уже успели надоесть с самого утра… Три дочери на руках, выдавать надо. А на что? Денег ни копейки. Веришь, граф, иногда и на обед не хватает… Да что тебе говорить, сам знаешь, как я живу.

– Знаю, любезная Наталья Ивановна… Как вы находите, гожусь ли я в сваты? – неожиданно спросил Толстой.

– Неужели? Вы, конечно, шутите, как всегда?

– Помилуйте, я ведь сказал, что по серьезному делу!

– Знаю я эти дела! О долгах будете говорить?

– Нет, дорогая, не с тем я пришел, – поднявшись на ноги, сказал граф.

Он поднял на ноги и Наталью Ивановну и подвел ее к иконам.

– Помолимся Господу!.. Помоги, Господи, принять решение твердое, а не во вред, – крестясь, проговорил Толстой. – Дай нам, Боже, ума светлого!.. Вот теперь наша беседа освящена. Теперь сядем и поговорим. Вы, конечно, знаете Пушкина?

– Графа? Какого именно?

– Нет, не графа… Пушкина-стихотворца…

Лицо Натальи Ивановны исказилось гримасой.

– Пушкина? Этого атеиста, безбожника и картежника, сорванца?

– Сорванец? Какой же он сорванец? Ему уже тридцать лет!..

– Государь его терпеть не может, – горячо перебивает графа Наталья Ивановна.

– Что вы! Что вы!.. Совсем напротив. Государь его ценит.

– Помилуйте, граф, я сама слышала, что за ним учинен секретный полицейский надзор! – почти шепотом произнесла Наталья Ивановна.

– А за кем из нас нет полицейского надзора? Это хорошо еще, что секретный, а не гласный.

– Но какой из него жених? – смягчаясь, спросила Наталья Ивановна. – Он ведь нищий! Что у него есть?

– Тысяча душ, – приврал граф.

– Тысяча? У него? Неужели? – удивилась Наталья Ивановна.

– Пока у отца. Но отец передаст ему свои имения, лишь только он женится.

– Но как же он уродлив, этот Пушкин! Он был мне представлен на одном балу… Он сватается к Александре? – с неожиданной живостью в голосе спросила Наталья Ивановна.

– Нет, он влюблен в Натали.

– На-та-ли? Чтобы я отдала Натали за какого-то Пушкина? Вы шутите, граф? Так не выдают дочерей, граф, начиная с младшей. Пока не выдана старшая, младшая должна сидеть и ждать своей очереди!

И вдруг она засмеялась:

– А на какое приданое, любопытно мне знать, рассчитывает ваш жених? Он, конечно, рассчитывает на гончаровские миллионы. Но их давно нет. Миллионов за моими дочерями нет.

– Он мне ни слова не сказал об этом, дорогая Наталья Ивановна, – с достоинством ответил граф. – Хотя я думаю, что это ему известно… Но что же все-таки я должен сказать Пушкину, который ждет решения своей участи от вас? Да или нет?.. Только не будьте к нему жестоки. Он далеко пойдет, не просчитайтесь! А жестокостью вы его убьете, Наталья Ивановна. Он не сегодня-завтра едет на Кавказ…