Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Типично японский подход, — подумал Дронго. —Этому Морияме нравится руководитель их филиала в Нью-Йорке, и он хотел еевыдвинуть на свое место. Но поехать в Осаку он не мог, чтобы не оказаться пристрастным.И поэтому он согласился чтобы полетел Фудзиока. Эти японцы начинают меняпугать. Они не живые люди, а манекены, следующие определенным схемам. ХотяФумико вряд ли назовешь манекеном. И инспектор Цубои тоже похож на живогочеловека».
— Давайте вернемся к вашим разговорам в тотдень, — предложил Дронго. — Вы можете вспомнить, о чем вы говорили сТакахаси и Мориямой?
— Конечно, могу. Морияме я сказал, что у меня сложилосьпрекрасное впечатление о работе Кавамуры Сато. Ему, разумеется, не понравилисьмои слова, но он выслушал их молча. Морияма — человек из известной семьи. Онвсегда пытается сдерживать свои эмоции, хотя иногда бывает излишне горяч.
«Лучше бы сказал, что Морияма пытается стать „настоящимсамураем“, — подумал Дронго. — Хотя он, наверно, это иподразумевает».
Цубои снова сел рядом с Фумико.
— О чем вы говорили с Такахаси? — спросил Дронго.
— Я сказал, что закончил работу в Осаке, и просилускорить решение о выдаче индивидуальных кодов для руководителей отделовинформационной безопасности в наших филиалах. Они все имеют доступ в нашузакрытую сеть, а должны пользоваться кодом руководителей банков. Это нелогично.
— Почему вы сказали об этом Такахаси? Разве это некомпетенция президента банка?
— Как много вы знаете о нашей работе. — Фудзиокавзял свой стакан и обнаружил, что он пуст. Он не стал вызывать слугу и поставилстакан обратно на столик. Крикнуть слугу означало начать суетиться, потерятьсвое лицо, а этого он не мог допустить.
«Сорок лет назад он был против присутствия американцев в стране, —подумал Дронго. — Может, тогда он искренне считал, что все беды страны отиностранцев. Наверно, это тоже последствия трехсотлетней политики изоляции. А сдругой стороны, как может меняться человек, как трансформируются его взгляды.
Сейчас он апостол консерватизма, выдержанный, серьезный,строгий. Как это сказано? Кто не революционер в двадцать, у того нет сердца,кто не консерватор в сорок, у того нет головы. Как часто мы любим повторять этоглупое изречение.
На самом деле все совсем не так. Человек может бытьреволюционером и в пятьдесят. А консерватором в двадцать. Или родиться старымчеловеком. Или остаться молодым на всю жизнь. А слова про молодыхреволюционеров и старых консерваторов — это слова о нашей жизни, как мыкостенеем и превращаемся в ворчливых стариков. Хотя исключения возможны. Моимродителям под восемьдесят, а они абсолютно молодые люди».
— Дело в том, что Симура в последние месяцы серьезноболел, — объяснил Фудзиока, — и мы все знали, что реальноеруководство находится в руках господина Такахаси, который должен возглавить нашбанк. Я не сказал вам главного. Когда я докладывал господину Симуре, он сначалавыслушал меня, а потом позвал и господина Такахаси. Они еще раз вместевыслушали мой доклад.
— Зачем? — спросил Дронго. — Ведь вы ужеговорили с Такахаси. И доложили обо всем Симуре. В чем был смысл вашегоповторного доклада?
— Президент хотел, чтобы я повторил свой доклад вприсутствии Такахаси, — сказал Фудзиока. — Вы видите в этом что-тонеобычное?
— Два раза повторять один и тот же доклад? Зная, какценится время в ваших банках, мне в это трудно поверить. Может, вы немногоизменили свой доклад?
— Нет, — ответил Фудзиока, — сначала мыобсуждали две кандидатуры. Аяко Намэкавы и Кавамуры Сато. А потом пришелТакахаси, и мы стали говорить про работу филиала.
— И вы больше никому не звонили? — уточнил Дронго.
— Больше никому. Господина Симуру я не стал беспокоить.
— Почему?
— Вы же были на совещании в розовом зале, сказалФудзиока недовольным голосом. — Сейчас, когда господин Симура при смерти,мне неудобно об этом говорить.
— Мы пришли к вам, чтобы найти того, кто в негострелял. Поэтому я прошу вас ответить.
— Он написал письмо совету директоров, — объяснилФудзиока, — передал его мне вместе со своими последними распоряжениями. Онхотел уйти на совете директоров в отставку.
— Ясно. Может, вы позвонили еще кому-то?
— Нет-нет, я больше никому не звонил. Мы сразу вылетеливместе с господином Сато… Хотя нет, подождите. Я сделал еще звонок господинуУдзаве.
Да-да, я позвонил именно ему. Когда я рассказал Такахаси обэтом начальнике отдела из Осаки, он сказал, что это проблема Удзавы. Мы думали,что Удзава станет новым вице-президентом банка, но в последний момент Симураначал возражать, считая, что нельзя подчинять одному человеку оба управлениябезопасности и сосредоточить в его руках и охрану наших банков, — и нашуинформационную безопасность. Симура полагал, что мы не сможем заменить такогочеловека, как Вадати.
— И вы позвонили Удзаве?
— Да. Я позвонил и сказал, что нужно ускорить выдачуновых кодов.
— Подождите. Разве информационная безопасностьподчиняется Удзаве? Это ведь управление Мори.
— Верно. Но сначала всех руководителей отделов мыпроверяем. Этим и занимается ведомство Удзавы. Никто не отменял обычнойпроверки без этих компьютерных игрушек.
— Могу я задать вам один личный вопрос? — спросилДронго. — Заранее прошу извинить, если мой вопрос покажется вамнеуместным. Я слышал, как господин Симура предлагал новые должности Такахаси,Морияме, Сато. Но почему он ничего не предложил вам? Ведь вы работали с нимдвадцать семь лет. И именно вам он давал самые деликатные поручения. Неужеливам было не обидно?
Фудзиока еще раз посмотрел на свой стакан. И медленноподнялся с места.
— Я ответил на все ваши вопросы, — сухо сказалон. — Разрешите мне не отвечать на этот личный вопрос. Он касается толькоменя и моих чувств.
Дронго посмотрел на Фумико, переводившую разговоринспектору. Дождался, пока она закончит. И поднялся со своего места.
— Извините нас, господин Фудзиока, — сказалДронго, поклонившись хозяину дома. — Я благодарю вас за нашу беседу.
Фудзиока поклонился ему в ответ. Затем повернулся кинспектору и Фумико и поклонился им.
«Путь воина, — подумал Дронго. — Кажется, это егопредки служили еще при великих князьях Минамото. Так говорила Фумико. Если я неошибаюсь, династия Минамото была в Японии в двенадцатом-четырнадцатом веках.Наверно, в его роду было много самураев. Хотя нет, самураи были всего-навсегонаемными воинами, находившимися в услужении у богатых феодалов. Но кодексповедения формировался именно тогда. Вот как воспитывается стоицизм. Изпоколения в поколение.
Восемьсот лет. Или уже девятьсот. Он никому и никогда нерасскажет о своих чувствах».