не воровать. Да и люди уже проснулись: выгоняли скот, бряцали упряжью, запрягая лошадей.

— Ну вот, Лен, а ты боялась возвращения. Ничего страшного, дорогая. Прорвемся, — она, улыбаясь, шагала знакомой дорогой и напевала песню. Смешную детскую песню о друзьях, в которой пелось, что с другом можно и на медведя, если, конечно, медведь выйдет на вас без друга.

Глава 50

Эвин нашелся далеко за навозной кучей. Когда Аня подошла к столбу, установленному на дальнем краю этого самого вонючего места, солнце жгло уже нещадно. Парнишка обвис, удерживаемый только веревкой, которой был крепко примотан к столбу. Похоже, он уже устал бороться с тучей мух, которая теперь облепила его. Как на зло, достаточно прохладные дни сменились жаркими именно вчера. Судя по чистому небу, пару дней такой вот отличной погоды ожидали эти земли.

— Эвин, — голос Ани дрожал. На секунду ей показалось, что он не дышит, но как только тот тряхнул головой, она выдохнула с облегчением.

— Не ходи сюда, Анна, не надо злить святого отца, иначе, он и тебя поставит рядом, — медленно сказал он и опустил голову, то ли скрывая лицо от мух, то ли от солнца.

— Сейчас я принесу воду и чистые тряпки, — Аня уверенно направилась назад, и как только обошла кучу, побежала в сторону кухни. Потом резко остановилась, поняв, что Марту в это ввязывать не стоит, и пошла в свою каморку в бывшей конюшне.

Налив воду в кувшин, она осмотрелась и перелила ее в небольшой ковш — он менее заметен, если накрыть тряпкой и нести под фартуком. Намочила чистую тряпку водой, и на выходе столкнулась с Мартой.

— Не стоит этого делать, Анна, — Марта стеной встала в двери и взглядом давала понять, что она не отступит и не выпустит Анну на улицу.

— Отойди. Это мое дело, Марта. Ему там очень плохо. На улиц жарко, и эти мухи…

— Он все это понимает и не обвинит в том, что ему не помогли, — Марта попыталась обнять девушку, но та чуть наклонилась и проскользнула у нее под рукой, быстро побежала к месту, где ее, как ей казалось, ждали сейчас всей душой.

— Да, Марта, но я не могу сидеть и ничего не делать, — Анна бежала так, словно за ней неслась целая армия с желанием отобрать воду.

— Уходи, услышав частое дыхание Анны, прошептал Эвин. — Уходи сейчас же!

— Пей, быстро, пей, иначе, к вечеру ты потеряешь сознание. Давно ты тут стоишь? — Аня поднесла ковш к его рту, и тот, хоть и сомневался, принялся жадно пить. Потом долго не мог отдышаться, а она в это время, часто оглядываясь, вытирала его лицо.

— Уходи. Мне стоять до заката, а иначе, и тебя поставят, и меня до завтрашнего вечера не отвяжут, — он как-то зажимался, отворачивался от нее, а она делала вид, что не видит мокрое пятно на его штанах.

— Это же издевательство… унижение. Ты управляющий…

— Уходи, — сквозь зубы прошипел он и опустил голову.

— Я приду еще. Никто не расскажет ему, эту тварь все здесь ненавидят, — Аня обрадовалась, что ее и правда никто не заметил.

Через пару часов она пошла туда снова. На этот раз Марта стояла у двери кухни и просто качала головой, теребя в руках передник.

Аня снова напоила парнишку, отерла его лицо.

— До заката осталось пару часов. Не больше. скоро все закончится, — успокаивала она Эвина.

— Ты решила поспорить со мной и с Богом? — голос за ее спиной заставил напрячься, и она услышала, как с губ Эвина вырвался стон.

Аня обернулась очень осторожно. Лицо отца Фарнеля, вопреки ее ожиданиям, не выражало радости, которую она явно слышала в голосе. Он достаточно молодой, подтянутый, как спортсмен, не забывал нигде свою палку или посох, выточенный из ствола молодого дерева. Аня почему-то смотрела сейчас на эту палку, стоящую сейчас рядом со святым отцом. Она на полголовы была выше его, и сейчас чуть подрагивала. То ли руки его тряслись, то ли он от негодования не мог удержаться.

— Святой отец, я Анна…

— Я знаю, ты делаешь для замка тесто, — уверенно ответил отец Фарнель. — Иди и делай. Иначе, ты встанешь рядом. Он заслужил это наказание.

— Святой отец. Он управляющий, и очень хорошо справляется с этим делом. Если он останется здесь… вернее… я понимаю, что вы стараетесь воспитать его… — Аня не могла дальше сказать ни слова под его взглядом. Что-то было в нем страшное. Его спокойствие в сочетании с блеском в глазах выдавало в человеке некую сумасшедшинку. Провинность Эвина не была такой уж большой, чтобы на день оставить его здесь. Он мог поговорить, наставить на правильный путь, но он предпочел физическое наказание. Она понимала и то, что разговаривать сейчас с этим сумасшедшим "батюшкой" не стоило, но остановиться уже не могла.

— Иди, — в его голосе Аня услышала уверенность, что она не послушается. Или он этим ее провоцировал, или же она ничего не понимала в характере отца Фарнеля.

— Прошу вас, отец… — она решила просить, умолять, раз достучаться до него невозможно.

— У-хо-дии-и, — протянул он, но теперь совершенно точно, с улыбкой.

— Нет. Ему плохо. Прошу вас, святой отец, — не унималась Аня, но взглянув на Эвина, поняла, что тот хочет, чтобы она ушла.

— Уберите его со столба, — вдруг сказал святой отец, и двое подошедших к нему помощников полезли на кучу. Аня выдохнула и внутри что-то сладко запело оттого, что она добилась своего, что достучалась-таки до этого черствого человека.

— Спасибо, святой отец. Вы добры, — выдохнула она и улыбнулась.

— А ее привяжите на его место. И проследите, чтобы никто до завтрашнего заката не подошел, — закончил он, и девушка открыла рот.

Она до последнего не верила в то, что его помощники примутся за нее, как только опустят Эвина на землю рядом с ней, но это произошло.

— Святой отец, — крикнула она вслед удаляющемуся мужчине в серой сутане до пола, подвязанной веревкой. — Я думала, вы несете добро, несете слово Божье?

Он остановился на секунду, но даже не обернулся. Замер, да, но потом быстро пошагал вперед. Она просто не верила в то, что произошло, пока ее тащили к столбу пока ноги тонули в толстом слое навоза. Когда веревки обвили ее, словно змеи, когда ее руки связали за спиной, она поняла, что произошло. Эвина утащили во двор, и она осталась одна. Никто и носу не смел сунуть к навозной куче до самой ночи. Аня просто проматывала в голове произошедшее, но мысли