Моника молчала. Возможно, он до нее достучался.

– Ты подумаешь об этом, Моника? – спросил он.

– Да. Да, подумаю. Обещаю.

Они пошли вместе к выходу с кладбища. Моника задержалась у одной могилы слева, наклонила голову и что-то тихо пробормотала. Вероятно, могила родственника, подумал Райли. Он прочитал надпись.

– Кто такая Эммелин Панкхёрст? – спросил он.

Она бросила на него один из своих взглядов. Из тех, что ему не нравились. Но ничего не сказала.

Как это часто бывало при общении с Моникой, он почувствовал, что провалил экзамен, который держал, не догадываясь об этом.

Моника думала об этом. Много думала. Ей нравилась картина, нарисованная Райли, и она спрашивала себя, может ли стать такой женщиной. Не слишком ли поздно ей начинать жить по совершенно другим правилам? Или же вообще без правил?

Она никогда не брала годовой перерыв для путешествий по Европе. Она мечтала попасть в Кембридж. Было так много городов, которые ей хотелось посетить. И был еще Райли – самый потрясающий из всех мужчин, которых ей довелось встретить. И он был таким внимательным и жизнерадостным. Идти куда-то с Райли было все равно что носить розовые очки. Все выглядело намного лучше.

И разве имело значение, что он никогда не слышал об Эммелин Панкхёрст?

Моника не хотела продолжать разговор, объяснять, что Эммелин была самой известной из всех суфражисток, на тот случай, если Райли никогда не слышал о суфражистках.

Но он же австралиец, напомнила она себе. Может быть, в Австралии феминисток не было. Избирательное право для женщин было там установлено в 1902-м.

Она заметила Хазарда, сидевшего в Библиотеке за большим столом, заваленным бумагами.

– Ты снова здесь работаешь, Хазард? – спросила она.

– О, привет, Моника! Ага. Надеюсь, ты не против, что я занимаю столько места. Дома мне как-то одиноко. Не хватает офисного шума. Во всяком случае, кофе здесь лучше.

– Да ради бога! Правда, я уже закрываюсь. Можешь еще немного посидеть, пока я приберусь и закрою кассу.

Моника вытянула шею, чтобы увидеть, чем занимается Хазард.

– Можно показать тебе, чем я занимаюсь? – спросил он. – Мне бы хотелось знать твое мнение.

Она придвинула стул. Ей нравилось высказывать свое мнение.

– Смотри, я нарисовал эти рекламные листки для «Австралийских садовников». Мы рассовали их по почтовым ящикам в Челси и Фулхэме. На это ушло несколько дней.

– Это здорово, Хазард! – с искренним восхищением сказала она. – Много ответов получили?

– Угу. И Алиса запостила в Instagram некоторые фотки с нашей работой, и это вызвало большой интерес.

Моника подумала, что интерес вызвали скорее сами работники, чем работа, но тут же одернула себя. Сексуальная объективация может помочь, а может и навредить.

– У нас достаточно работы, чтобы занять меня, Райли и пятерых австралийских парней, которых обучил Райли, по крайней мере на два месяца. И если мы хорошо справимся с работой, то сарафанное радио обеспечит нас новыми заказами.

– А ты подсчитал прогнозируемый доход и издержки? – поинтересовалась Моника. – Спланировал целевой коэффициент рентабельности?

– Да, конечно. Не хочешь взглянуть на мой бизнес-план?

Моника согласилась. Мало что она ценила больше хорошего бизнес-плана. А у Хазарда он был хорошим, даже исходя из критического взгляда Моники. Конечно, она внесла несколько мелких поправок.

– Не забывай, что, когда твой товарооборот превысит восемьдесят пять тысяч фунтов, тебе надо будет платить НДС, – сказала Моника. – А ты уже зарегистрировался в государственном реестре?

– Нет. Это сложно сделать?

– Вовсе нет. Не беспокойся, я покажу как.

Моника осознала, что Хазард начинает ей нравиться. Неужели она ошиблась на его счет? Обычно она хорошо разбиралась в людях.

– Послушай, Моника, должен признаться, я, пожалуй, никогда не разговаривал на подобные темы с привлекательной женщиной. Знаешь, я про бизнес, никакого флирта, – добавил Хазард.

Привлекательная женщина? Моника собралась было ответить как истая феминистка, но почему-то передумала. Неужели человека, получающего удовольствие от этих слов, можно счесть ужасно пустым?

– Говоря о светских событиях… – сказал вдруг Хазард, что было странно, потому что об этом они не говорили. Они говорили об электронных таблицах в Excel. Моника объясняла ему преимущества кодирования цветом. – На прошлой неделе я получил приглашение на свадьбу. Это большая любовная история – Рита и Дафни, с которыми я познакомился в Таиланде. Обеим по шестьдесят с лишним, и, насколько я понимаю, обе впервые приобщились к миру лесбиянок.

– А-а, это здорово. Новое начало жизни. Райли тоже пойдет?

Моника подумала, что, может быть, Райли пригласит ее с собой.

– Нет. Он пробыл на Ко-Пангане всего два или три дня, так что почти не знал их. Э-э, вряд ли ты согласишься пойти со мной, а? – спросил он, совершенно огорошив ее, и она растерялась, не зная, что ответить.

Почему она?

– Понимаешь, – словно прочитав ее мысли, продолжил он, – я чувствую себя обязанным тебе. Не только за советы по бизнесу, а за то, что благодаря тебе на Ко-Пангане я смог отвлечься от прежней жизни.

Моника почувствовала, как в ней нарастает знакомое раздражение. Она уже подзабыла, как стала для Хазарда развлечением, когда его одолевала скука в перерыве между сеансами массажа и медитациями на том оздоровительном спа-курорте. Теперь она вспомнила. Хотя Монике нравились свадебные торжества, она подумала, что не стоит проводить с Хазардом слишком много времени, поскольку от этого может пострадать их хрупкая дружба.

– Вот что я тебе скажу, – не дожидаясь вежливого отказа, начал Хазард, – ты играешь в нарды? Мы можем сыграть на это. Если выиграю я, ты идешь со мной на свадьбу; если выигрываешь ты, то не идешь. Если, конечно, сама не захочешь.

– Ладно, – согласилась Моника. – Идет.

Никто никогда не побеждал ее в нарды, и ей не придется в данный момент принимать решение.

В кафе Моники была полка с играми для посетителей: шахматы, шашки, «Счастливый случай», «Эрудит» и, конечно, нарды, а также некоторые любимые настольные игры для детей.

– Я пыталась научить Райли играть, – сказала Моника, когда они уселись за доску, – но он предпочитает «Монополию».

На миг она подумала, что Хазард хихикает, но, как оказалось, он закашлялся.

Моника сделала первый вброс. Шесть и один. Это был один из ее любимых начальных ходов. Был только один разумный способ сыграть его – блокировать пункт бара. Что она и сделала.

– Рад, что ты так сыграла, – почти шепотом произнес Хазард.