Рэндольф. Разведена. Владеет салоном красоты в Рочестере, штат Нью-Йорк. Я позвонил ей, но, стоило мне упомянуть про Ральфа Льюиса, она немедленно отключилась. Я звонил еще несколько раз, однако она наотрез отказывается говорить.

– Интересно, – говорю я. – Полагаю, затем ты провел всесторонний поиск сведений уже по Ральфу Льюису?

Кабир кивает:

– И ничего не нашел.

Неудивительно. Наверное, в последующие годы Шугармен не раз менял имена. Не исключено, что он не пытался оформить удостоверение личности на имя Ральфа Льюиса, а просто воспользовался этим именем. Его путали с настоящим Ральфом Льисом, и такая путаница была ему как нельзя на руку, поскольку отводила внимание властей. Сейчас такой трюк вряд ли удался бы. Колледжи постоянно отслеживают своих студентов, а меры безопасности достаточно строги. Но в семидесятые годы любой мог разгуливать по кампусу и присутствовать на занятиях, не вызывая подозрений.

Мы с Кабиром составили график. Завтра, в час дня, я встречусь с матерью Паркер и отцом Роуэна в пансионате для пожилых в Крестмонте. Туда проще всего добраться на машине. Ехать около полутора часов. Затем, если надумаю, я могу нанять частный самолет в аэропорту Морристауна и полететь в Рочестер на откровенный разговор с Элиной Рэндольф. Организацию моих перемещений Кабир возьмет на себя.

– Поищи зацепку, которая сделает Элину Рэндольф разговорчивой, – прошу я.

– Принято. – Кабир встает.

– Хочешь остаться на обед?

– Не-а. У меня горячее свидание.

– Насколько горячее? – спрашиваю я.

– Вин, мне она нравится.

– Можешь взять вертолет на весь вечер.

– Что-что?

– Я сказал, бери вертолет. Свози ее в мой пляжный клуб на Фишер-Айленде. Я договорюсь о столике на террасе с видом на океан.

Кабир не отвечает и указывает на желтые папки:

– Вам их оставить?

– Да.

– Босс, спасибо за щедрое предложение. Но я, пожалуй, от него откажусь.

Я выжидаю минуту, затем спрашиваю:

– Позволь узнать почему?

– Если на четвертом свидании я устрою ей такое грандиозное торжество, что я стану делать на пятом? – пожимая плечами, вопросом отвечает Кабир.

– Разумно.

Оживает мой мобильник. Увидев, что звонит Анджелика Уайетт, я ощущаю укол страха и порывисто нажимаю на зеленую кнопку. Раньше, чем мне удается произнести традиционное «Излагай», Анджелика говорит:

– С Эмой все в порядке.

Удивительно, насколько хорошо Анджелика меня знает, особенно если учесть, что мы практически не видимся. Да, мне звонит та самая Анджелика Уайетт, кинозвезда.

– Что нового? – спрашиваю я.

– Эма постоянно спрашивает о тебе.

Эма – старшеклассница и моя биологическая дочь.

– Я возила ее к тебе в больницу, – сообщает Анджелика.

Услышанное мне не нравится.

– Тебе не следовало этого делать. – Я сердито смотрю на Кабира, но продолжаю говорить с матерью Эмы. – Как вообще она узнала, что я…

– В то утро у тебя был намечен завтрак с ней.

– Да. Точно.

– Вин, она беспокоилась.

Я молчу. Мне это не нравится.

– Когда она сможет увидеться с тобой?

– Завтра устроит?

– У тебя дома? К обеду?

– Да.

– Я привезу ее.

– Ты тоже заходи, если хочешь.

– Вин, это уже лишнее.

Разумеется, Анджелика права. Мы договариваемся о времени. Я завершаю разговор, продолжая сердито смотреть на Кабира.

– Эма позвонила и спросила, где вы, – поясняет Кабир. – Знаю, вам бы не понравилось, если бы я ей соврал.

Я хмурюсь, поскольку он прав, но мне все равно это не нравится.

– Что ей известно?

– Только то, что вы попали в больницу. Я сказал, что вы быстро поправитесь. Она мне не поверила. Даже хотела остаться в вашей палате.

Сам мне знаю, как на это реагировать. Когда дело касается Эмы, я теряю почву под ногами. Привычная уверенность куда-то девается. Эти новые отношения, если вам угодно их так называть, часто оставляют меня в подвешенном состоянии, лишая точки опоры.

Мысли об Эме перебивает другая мысль.

– Трей Лайонс, – говорю я.

– Что насчет его?

– Сейди говорила, он отправился лечиться домой.

– В западную часть Пенсильвании, – уточняет Кабир. – Там у него что-то вроде ранчо.

– Я хочу, чтобы за ним следили постоянно.

– Понял.

– Два человека. Я в любое время должен знать, где он и что делает. Выясни, чем он занимался в прошлом.

Кабир забирается в вертолет и возвращается на Манхэттен, где его ждет горячее, хотя и серьезное свидание. Я иду на тренировочную площадку, чтобы попрактиковаться в паттингах и заодно прочистить голову. Идя туда, замечаю Патришу: она спускается с холма. Потом направляется ко мне, расправив плечи. Лицо у нее мрачное. Не нужно быть знатоком языка тела, чтобы понять: с ней что-то не так.

Я быстро улавливаю подобные состояния, поэтому спрашиваю у сестры:

– Что-то случилось?

– Ты позволяешь мне быть пугливой трусихой.

– Масло масляное, – отвечаю я.

– Что?

– По определению, пугливая уже означает трусиху. Так что называй себя либо пугливой, либо трусихой. А пугливая трусиха – это перебор.

– Вин, я серьезно, – заявляет она и скрещивает руки на груди.

Подумываю, не сказать ли ей, чтобы любила меня со всеми недостатками, но воздерживаюсь.

Патриша берет клюшку (для тех, кто в теме, это айрон, «девятка») и начинает ходить взад-вперед.

– После нашего разговора я вернулась в приют, где мы помогаем пострадавшим подросткам. Вин, это моя работа. И ты об этом знаешь. – В ее голосе проскальзывает пафос; я молчу. – Может показаться, что с недавних пор я только и занимаюсь разным административным дерьмом, собирая деньги на свою благотворительность. Но в конечном итоге все это делается ради подростков, которых мы спасаем, поскольку больше им никто не поможет. И в этом миссия «Абеоны». Мы помогаем несовершеннолетним, попавшим в беду. Это ты понимаешь?

– Конечно понимаю.

– И ты знаешь, чтó привело меня на этот путь?

– Да. Я читал твою брошюру.

Патриша продолжает ходить, однако слово «брошюра» заставляет ее вскинуть голову.

– Что?

– Ты прошла через суровые и жестокие испытания. Это заставило тебя осознать необходимость помощи другим.

– Да.

– Невзирая на пережитые тобою ужасы, тебе повезло. У тебя были средства и поддержка, что помогло тебе пережить трагедию. Нынче твоя миссия заключается в том, чтобы помогать тем, кто оказался менее удачлив.

– Да, – снова подтверждает Патриша.

Я взмахиваю руками, словно говоря: «И тем не менее».

– Зачем ты наговорил мне про чтение брошюры?

– Мне думается, там выложена не вся история.

– Как это понимать?

– Тобою двигало что-то большее, чем осознанная потребность помогать другим.

– Вроде?

– Вроде чувства вины, какое испытывает выживший, – отвечаю я. – Ты сумела бежать из Хижины ужасов. Остальным девушкам это не удалось. – Патриша молчит, и я продолжаю: – Теперь ты считаешь, что у тебя долг перед этими девушками. Проще говоря, эти жертвы преследуют тебя, поскольку у тебя хватило дерзости остаться живой. Именно это