Но Женя все-таки меня переиграл. Он усадил блондинку к себе на колени, да так, что и она коленками коснулась моей правой ноги. А ножки у нее длинные, загорелые, а платье такое короткое, что взгляд примагнитился к ним.

Это мое личное дело, куда смотреть, но шатенка коснулась моей щеки, мягким, но уверенным движением повернула лицом к себе.

– Меня Зоя зовут. Ты можешь звать меня Зая. А ее Лиза зовут. Но ты ее не зови. Ты меня зови, я приду.

– Куда ты придешь?

– А куда угодно!

– И сколько это будет стоить?

– Обидеть меня хочешь? – оскорбилась Зоя. – Думаешь, если я здесь работаю, то продаюсь налево и направо?

– А разве нет?

– Продаюсь. Правильно думаешь, – засмеялась она. – Но для тебя, красавчик, скидка…

– Скидка в нашем случае – это почти любовь, – пошутил я.

– И я тебя, считай, почти полюбила. И ты меня почти полюби. И закажи мне выпить.

Я предложил водки, но Зоя, разумеется, отказалась. Не для того она разводит клиента на выпивку, чтобы пить обычную водку. Так же как и Лиза, она заказала бокал дорогого «Хеннесси».

Как правило, роль консуматорш в ночных клубах исполняют стриптизерши. В перерывах между основной работой они выходят в зал, подсаживаются к одиноким мужчинам, заказывают за их счет дорогие напитки, разогревают их, чтобы потом сорвать еще чаевые и за танец… Но в этом клубе, как я понял, стриптиз не танцевали; тогда, возможно, клиентов разогревали проститутки. В принципе Зоя и дала мне это понять.

Но я же не поведусь на ее призыв. Зачем это мне? После клуба я отправлюсь к Вике. И бесплатно, и удовольствия душевного не в пример больше…

– А ты откуда такой щедрый?

– Из Верхоянска.

– А это где?

– За Полярным кругом.

– Далековато.

– Да уж, не ближний свет. Поедешь со мной?

– Что я там забыла?

– Как говорится, будете у нас на Колыме…

Зоя долго и в глубокой задумчивости смотрела на меня, прежде чем вспомнила, откуда эта фраза.

– Нет уж, лучше вы к нам! – весело улыбнулась она.

– Мы уже у вас. Только холодные очень. Из вечной мерзлоты, чай.

– И что?

– Разогревать долго придется.

– Ничего, и не таких разогревали.

– Что, даже с мамонтами получалось?

Зоя снова зависла секунд на десять, напряженно соображая, чем ответить. Но вот морщины на ее лбу разгладились, лицо просветлело.

– Нет, пока только с моржами… Знаешь, сколько их здесь таких, моржовых?

– Догадываюсь.

– Можно с приватного танца начать.

– Это для моржовых.

– Ты сегодня за них… С привата могу начать. Это бесплатно, если всю программу оплатишь.

– Со скидкой?

– Будет тебе скидка.

– А что значит, если оплачу?.. Ты должна меня так завести, что никаких «если» не должно быть. А если я не захочу всю программу оплатить, значит, ты плохо работала… Может, ты танцуешь плохо?

– Я?! Танцую плохо?!.. Пошли, покажу!

Не хотел я оплачивать программу, которую мне навязывали. Все-таки Вика у меня… Но мои сомнения возмутили Зою не на шутку, и теперь я просто обязан был посмотреть, как она танцует… И кто меня за язык тянул?..

А то и тянуло, что в штанах хотело. И не обязан я был идти вслед за Зоей, но шел, потому что сам придумал причину, по которой должен был делать это…

Она завела меня в какую-то комнату за железной дверью. Стены здесь были обиты красным бархатом, возле тонированного окна с видом на танцпол стоял сервированный стол, в противоположном углу находилась кровать с балдахином; посреди комнаты, упираясь в потолок, возвышался стальной шест – видимо, для приватного танца. Свет здесь мягкий, интимно-красный.

Зоя показала мне на кресло, что стояло возле кровати. Тряхнув головой, она раскидала по плечам свои волосы. Это была прелюдия к эротическому танцу.

– А поговорить? – шутливым тоном спросил я, взглядом показав на столик.

– Потом ты закажешь бутылку «Хеннесси». Но это будет потом.

– Да, если ты покажешь класс.

Не создан я для семейной жизни: слишком легко сдаюсь на милость женщинам, даже если они распутные. Особенно если они такие… Вика ждет меня дома, а я… Увы, я хотел потерять голову от Зои, и уже терял.

– Покажу… Я тебе все покажу!

Музыка из фильма «Стриптиз» бодрила и крепила настроение. Под этот гимн служительниц эротического танца Зоя обвила своим телом шест и принялась натирать его, как шерстяная тряпочка – эбонитовую палочку. Но электризовался при этом я сам.

Из-под ее стеклянных каблуков, как из-под подкованных копыт лошади, казалось, летели искры. Я заметил, как мелькнуло в воздухе платье, но не уловил, как в такой же птичий полет отправился серебристый лифчик…

Пластичным кошачьим шагом девица приблизилась ко мне. Я думал, она будет виться надо мной, развращая и соблазняя, но Зоя, взяв меня за руку, подняла с кресла, развернула спиной к кровати.

– Ваша киска хотела бы вискас? – спросил я, шалея от окрепшего настроения.

– Ну, если со скидкой! – засмеялась она.

– Скидка – это неплохо…

Я хотел добавить, что мог бы обойтись и без нее, но девушка вдруг двумя руками толкнула меня на кровать.

Вот тебе и скидка, весело подумал я, падая на поверхность, казавшуюся мне мягкой, но при этом незыблемо прочной. Сейчас я растянусь во весь рост, Зойка запрыгнет на меня, вскроет баночку вискаса…

Но Зойка вдруг исчезла в высоте. Верней, она осталась на своем месте, в комнате, а я полетел вниз вместе с покрывалом, которым была застелена бездонная кровать. Через пролом в полу я провалился в пустоту, которая заканчивалась бетонным полом, застеленным чем-то мягким, похоже, матами, а может, обычными матрацами. Я запутался в покрывале, поэтому не мог видеть, на что именно жестко приземлился, едва не сломав себе шею.

Пока я приходил в себя, чьи-то сильные руки схватили меня, лицом вжали в пол, затем стали на меня что-то надевать… Да, это были матрацы – сырые, смрадные.

– Помнишь, сказка такая была, про камень на распутье трех дорог, – услышал я вдруг знакомый голос.

Калистратов?!.

– Скакал добрый молодец, скакал три дня лесом, три дня полем; смотрит, камень стоит…

Сильные руки оторвали меня от пола, и я увидел перед собой бармена в черном балахоне. Только лицо у него не белое. Это было лицо Калистратова. И вместо косы у него – янычарский ятаган, тускло сияющий в блеклом освещении помещения, похожего на подвальный отсек. Железобетонные стены с какими-то иероглифами на них, едва живая лампочка в решетчатом плафоне под закопченным потолком.